Как только британцы сформировали свой всемирный альянс, германское правительство (если бы оно понимало механизм действия стратегии) должно было осознать бесполезность всех этих прекрасных немецких боевых кораблей и безнадежную бесполезность мощной германской сухопутной армии.
Но аутизм превалировал над стратегическим мышлением, в частности потому, что немцы считали стратегическое мышление лишь своей прерогативой, – ив самом деле, Карл фон Клаузевиц, основатель современной западной стратегии, был таким же немцем, как и Сун Цзы (Sunzi или Sun Wu, Sun Tzu) – китайцем; тем самым немцы подтвердили, как другим опасно читать такие соблазнительные тексты.
Тактика важна, но более высокий уровень ведения войны – оперативный – доминирует над тактикой; в свою очередь, уровень стратегии театра военных действий, детерминированный географическими факторами, превалирует над оперативным уровнем. Таким образом, 34 километра открытого моря между Англией и Францией и огромная глубина территории России могли нейтрализовать любого самого динамичного агрессора в прошлом, этот фактор сохранился и в настоящем.
Но окончательный исход войны определяется только на высшем уровне большой стратегии, в которой все военные факторы, в свою очередь, находятся под воздействием силы или слабости союзников, промышленного и общеэкономического потенциала, который может быть мобилизован государством, и в первую очередь политической сплоченностью и качеством лидерства, как отдельных стран, так и военных союзов.
Ни одна из многочисленных тактических и оперативных побед германской армии в 1914–1918 гг. не смогла прорваться на более высокие уровни и достичь самого верхнего уровня – большой стратегии. А значит, все боевые действия не имели никакого результата, как если бы речь шла о самой плохой армии, а не о лучшей в мире.
Стратегически компетентное, не аутичное правительство должно было признать, что только германские невоенные преимущества имели ценность: ее банки, заводы и университеты могли бы и дальше беспрепятственно расти, содействуя процветанию населения и распространяя германское влияние по всему миру, как это и происходило на самом деле до 1914 года. И напротив, германскую армию можно было использовать только для обороны, а германский флот был вообще контрпродуктивным, так как он ничего не мог достичь стратегически, несмотря на свою мощь оперативного характера, в то время как само его наличие мобилизовало британцев для глобального противодействия Германии.
Теоретически Германия могла бы легко преодолеть свое фатальное стратегическое окружение британской, французской и российской империями. Совместно они были очень мощными. Но их союз держался только на боязни германской угрозы каждой из этих стран. Таким образом, наилучшим немецким ответом на англо-русскую конвенцию 1907 года, которая завершила окружение Германии, было просто отказаться от океанской военно-морской мощи, буквально пустить на металлолом линкоры или продать их, желательно – России. Это немедленно лишило бы британцев их основного мотива, из-за которого они и стали создавать глобальный союз против Германии. Что касается франко-русского альянса, то он держался только на совместных опасениях по поводу мощной германской сухопутной армии. Если бы ее численность сократили до уровня исключительно «оборонного превосходства