Арнас хмыкнул и пошел разводить костер – надо было воды согреть, чтобы мальца умыть с утра, да и женщине не грех теплой воды подать, не в озере же холодном ей умываться. Вода как раз нагрелась, когда из шалаша выполз маленький наследник замка Овручского, от которого остались на этой земле лишь развалины да головешки. Мальчонка огляделся вокруг, сперва испугался и вроде как плакать собрался, но тут увидел Арнаса и засиял как солнышко. Он переполз через Бориску, который все еще никак не мог открыть глаза, и понесся к своему новому другу, чуть не упав, зацепившись за выступающий из земли корень. Но мужчина быстро шагнул к нему и, подхватив на руки, подбросил пару раз вверх. Над поляной разнесся звонкий детский смех. Тут и Любава из шалаша выглянула, улыбнулась, увидев сына отдохнувшим и веселым. А Ремунасу, бросившему на нее взгляд, показалось, что это солнце вдруг осветило поляну, хотя за высокими деревьями его было не видать.
– Я нагрел воды, госпожа, – повернулся к ней Арнас, – чтобы тебе самой умыться было сподручнее и мальца умыть. Его как зовут, к слову? Мы ведь с ним так и не познакомились.
– Иван он, Ванятка, Иван Борисович, как дед, царствие ему небесное, – в голосе женщины зазвенели слезы, но она сдержалась.
– Значит, Иванкас будет, так нам привычнее, – засмеялся Арнас. – А ты, Бориска, помоги хозяйке своей, ей самой ведь не управиться.
Паренек поднялся и от души потянулся. Хорошо спалось на полный желудок, да под теплой попоной. Взяв шлем с подогретой водой, отправился с хозяйкой к озеру. Вернулись все трое с чистыми, посвежевшими лицами. Маленький Иванкас сиял улыбкой. Его уже ждал новый друг с теплой едой.
– Иди сюда, герой, – позвал он, – поешь, ты, небось, уж и проголодался за ночь.
И он бросил взгляд на Любаву – можно ли? Она кивнула, и сама приняла порезанное подогретое мясо из рук Йонаса. Бориска пристроился рядом, получив огромный кусок, – сам справится. Парень тут же вонзил в мясо острые белые зубы и с большим удовольствием проглотил его, не мешкая. Ремунас тихонько улыбался – картина была такой мирной, такой отрадной для глаз после пережитых ужасов.
Потом стали собираться в путь. Коней было по счету, и пришлось некоторым из них нести двойную ношу. Ремунас усадил впереди себя в седло Любаву, Ванятка пошел к своему другу Арнасу, а Бориска уселся на крупе позади Йонаса. Теперь ехать пришлось не так быстро, но и дорога уже была не слишком далека.
Ремунас потихоньку рассказывал женщине, поразившей его воображение, о князе Витовте, хозяине всей земли Литовской (он от души верил, не мог не верить, что князь тоже спасся, как и они), о Городненском замке, об отце своем. Она слушала внимательно, с интересом, иногда поглядывала на него. А мужчине было так хорошо и уютно с ней рядом, что радовали остановки, которые приходилось делать. И полтора-два дня, которые они отводили себе на дорогу, растянулись на все три. А когда до замка осталось уже рукой подать, Ремунас, слегка запинаясь, изложил Любаве свое предложение: