Кауровна была готова поверить в силу любого амулета, лишь бы он, пусть чуть-чуть, но охранял ее от болезней и бед, притягивал удачу. Удача ей была сейчас очень нужна.
— Слишком много проблем сплелось в один клубок, — рассуждала Кауровна.
Еще она очень переживала за мэра, который, конечно, нуждался в ее защите.
— Неадекватные депутаты копали под него яму, да сами в нее и попадут, — уверяла она прежде всего себя.
Экскурсовод Светлана, конечно, видела депутатскую шляпку Надежды Кауровны и не то чтобы наблюдала за ней, а не спускала с этой вуальки глаз.
— Светлана Валентиновна, дорогая моя, здравствуйте! — Депутатка старательно изображала светскую даму. — Сколько лет, сколько зим! Чаем не угостите?
— Пойдемте в «Русскую избу», Надежда Кауровна. Там и почаевничаем.
Светлана Валентиновна прошла вперед, плавно покачивая бедрами и демонстрируя руки с маникюром, который удивлял окружающих. Конечно, до американской дамы Крис Уолтон, что попала в Книгу рекордов Гиннесса из-за самых длинных ногтей — три с половиной метра на левой руке и три метра на правой — Светлане было очень далеко. Она и не собиралась отращивать ногти восемнадцать лет, как делала это заморская ногтепобедительница, но ее красивые руки с длинными ноготками обращали на себя внимание мужской половины человечества, которая активно интересовалась, удобно ли с такими ногтями нажимать кнопку лифта.
Зал «Русская изба» создали специально для школьников. Здесь была собрана настоящая обстановка русской избы: в центре возвышалась печь, стояли дубовый стол и деревянная кровать. Украшением избы был красный угол с настоящими иконами и лампадой. В лампаду наливали вазелиновое масло, и она зажигалась по главным церковным праздникам — пламя держалось на маленьком, коротком кончике фитиля и часто мигало. Отмечать церковные праздники среди сотрудников музея было модно.
Особую гордость музея составлял сундук, добытый в близлежащем селе, деревянная детская люлька и мялка для конопли. На столе красовалось еще одно музейное достояние — домотканая скатерть, богато украшенная по узорчатым краям гладьевым валиком.
«Русская изба» не пустовала — сотрудникам музея разрешалось принимать в ней важных посетителей, распивать с ними чаи, вести беседы — это тоже было частью ответственной музейной работы.
— Как замечательно вы сделали старинное жилое помещение! — закинула комплимент Надежда Кауровна, подумывая о том, как бы ей быстрее подобраться к теме происшествия на сессии и узнать, что будет делать эта журналистка Петрова, а иначе зачем ей этот занюханный музей с его дурацкой каменной выставкой? Кауровна начала рассуждать о политике, входила то в образ Валерии Новодворской, громко вскидывая руки, то складывала губки «гузкой», как Маргарет Тэтчер. Так потихоньку, обходя коварные рифы, она и вызывала реакцию собеседницы.