Хотелось вдохнуть ароматный воздух с запахом цветов и моря, вдохнуть полной грудью, как он вдыхал несколько дней после приезда, планируя убийство и приглядываясь к окружающим декорациям. Он так любил этот южный, ни с чем не сравнимый аромат, особенно утром и вечером! Если бы глотнуть сейчас этого воздуха – он мог бы утолить и жажду, ведь его как будто пьешь…
Или оказаться бы, к примеру, в отцовском кабинете… теперь это его кабинет, но он по привычке считает его отцовским… там тоже – запах книг и чего-то старого, неуловимого, приятного с детства… он ничего не менял в нем. Не переставил ни одной книги, не перевесил ни одной картины, не пускал туда Лиду вытирать пыль, запретил ей менять занавески, даже компьютера не купил, пользовался ноутбуком. Как часто, сидя за большим отцовским столом, он мечтал об этом убийстве!
Неужели он не смог, не сумел, неужели его прекрасный план оказался неудачным? Нет, быть того не может!
Он услышал странный звук и открыл глаза. Звук был его собственным стоном, и, знай он это, ни за что бы не открыл их.
Потому что, открыв, он увидел перед собой эти лица – немолодые, женские, сочувственно нахмуренные, что-то говорящие… как же он их ненавидел!
32
Он смотрел на море с привычной ненавистью.
Началась осень, бархатный сезон, как почему-то называли сентябрь и начало октября русские туристы. Работы по-прежнему было много, но он почти не думал о работе. Дело было поставлено и шло, уже не требуя его ежеминутного контроля и вмешательства.
Дилек, как всегда, справлялась.
Иногда, невнимательно выслушивая ее доклады и подписывая подсовываемые ею бумаги, он думал: интересно, как много ей известно? Знает ли она, что ее начальник чуть было не стал убийцей? И если знает, то… что? Как она к этому относится? С ужасом и непониманием, как все обычные люди, с жадным любопытством, как любители триллеров, или со свойственным молодежи равнодушием к чужим делам?
Порой ему даже хотелось рассказать ей, почему он это сделал, но боязнь понапрасну выдать себя ничего не подозревающему постороннему человеку каждый раз останавливала его. Она была так похожа на его дочь, а он так нуждался в слушателе.
В слушательнице. Так как один слушатель у него уже был. Внимательный слушатель, которому нельзя было говорить правду.
Он и не предполагал, что этот толстый полицейский сумеет выйти на него так быстро, и благодарил бога, что на этот раз никого не убил. Конечно, он был неосторожен, пользовался собственной машиной, которую легко было вычислить, он хотел все сделать не так, более продуманно и аккуратно, но обстоятельства не оставили ему выбора.