Надо быстренько уйти от этой толпы любопытствующих. Вера направилась к лестнице, надеясь встретить Дилек и полицейского там и увести куда-нибудь, где прохладно и никого нет, но сделать это ей не удалось.
Они уже шли к ней, оставив позади последние, тонувшие в песке ступени.
А Алла, Валера-Мегера и Олег Евгеньевич со своей Лидой и мамой в телефонной трубке смотрели во все глаза и явно рассчитывали слушать во все уши – так не говорят, и ты это прекрасно знаешь!
Интересно, не будь у меня этой яркой сумки, смогла бы я ускользнуть, слиться с фоном, как хамелеон, и хоть раз в жизни сделать то, что хотела?
16
Таких Дилек ненавидела особенно.
Едва увидев эту женщину, она почувствовала тот необъяснимый приступ ненависти, который иногда накатывал на нее, как волна где-нибудь в Чешме – здесь таких волн почти не бывает, не врет реклама, красота, рай на земле и так далее… вот они и едут сюда, такие тетки!
Хотя Дилек могла уже привыкнуть к самым разным туристам и туристкам, и быстро определять их национальную принадлежность и уровень доходов, и мысленно классифицировать их, рассовав по полочкам вроде зоологических видов, подвидов и семейств, и угождать их прихотям и капризам, – такие женщины вызывали у нее неизменную неприязнь. Лучше уж холеные дамы, которые из кожи вон лезут, лишь бы эта самая кожа была гладкой и загорелой, или богатые старушки вроде той, у которой пропали коробочки, или бизнес-леди, с трудом удерживающие себя около бассейна в заслуженном безделье и иногда все же дорывающиеся до телефонов и что-то в них привычно кричащие, – все эти категории, как и матери с малышами, которых по русскому обычаю непременно надо возить к морю, чтобы они не зачахли, и юные красотки, пытающиеся устроить свою судьбу среди тех, кто отдыхает в хороших отелях, были ей понятны и никаких чувств не вызывали.
Просто работа – при чем тут чувства?
Но эти! Они могли быть разными – худыми, толстыми, миловидными или уродинами, это роли не играло. Главное, что их объединяло в глазах Дилек, была их какая-то вызывающая неухоженность и уверенность в том, что они, и такие, достаточно хороши для того, чтобы командовать, не учить ни слова на чужом языке, будь то турецкий или английский, не утруждать себя ни улыбками, ни простой вежливостью вроде «спасибо». Они позволяли себе обжираться, толстеть, ходить с непричесанной, а то и просто немытой головой, у них никогда не было даже намека на маникюр, они не брили подмышки и не знали, для чего нужен эпилятор, и все эти пахнущие потом и еще чем-то противным килограммы смотрели на нее с наглым превосходством. Вот, мол, ты, такая вся из себя наряженная, накрашенная и наманикюренная, ты все это делаешь для нас, чтобы нам было приятно иметь с тобой дело, потому что у нас есть деньги, и ты будешь нам прислуживать и улыбаться, а мы останемся такими, какими всю жизнь нашу были, – на кой черт нам-то все эти ухищрения и примочки?! Мы и так хороши – а ты нас обслуживаешь, вот и следи за собой, нам нравится, когда нас такие, как ты, хорошо обслуживают. А улыбаться тебе или «спасибо» говорить – много чести, мы за все заплатили, разве нет?