Лето, в котором тебя любят (Гуревич) - страница 34

– Распрягайте, хлопци!.. – крикнул спросонья.

– А ты говоришь, он не полиглот, – заметил Вовка.

– Ничего я не говорю. Пошли курить.

И мы опять полезли на крышу. Два еврея. Под звезды. Утром нас ждала посевная.

– Жаль, нас там не было. Вышла бы полная дружба народов, – мечтательно произнес Вовка, затягиваясь.

– А я тебе говорил: смотри – верблюд!

– А Зауру Наташка говорила. Вот так.

Ночной марш-бросок с препятствием

1

Вы пробовали в кромешной степной тьме добираться из бани до барака, в который вас поселили всего три дня назад? Не пробовали? Ну и живите спокойно.

А Митек с Робертом имели такой опыт. Как сейчас помню: нас наконец-то довезли на точку и приставили к делу. Восьмерых не приспособленных к сельской жизни студиози мужского пола – заправлять в сеялки пшеницу. Один, значит, на машине, набрасывает на транспортер зерно. Другой держится за брезентовый рукав, направляя его в кормушки сеялки: одна наполнилась – зажал рукав – сунул во вторую, наполнилась вторая – опять перехватил снизу… И так все четыре. За рассыпанное на землю зерно тракторист для понимания лупил по шее. А еще извечный степной ветер, который в дороге так горько-сладко пах полынью, беспрестанно сеял в лицо сухой пшеничной шелухой. К концу дня иссеченное лицо жгло, воспаленные глаза слезились.

На следующий день – менялись. Наученный трактористом и испытанный ветром нижний, заправляющий, перебирался на место кузовного, насыпающего, и давал отдых травмированной молодой кожице. Впрочем, на пятый день наступала адаптация. Кожа дубела, укусы пшеничной шелухи более не тревожили нервные окончания. Так что смена трудового поста не столько облегчала страдания, сколько вносила хоть какое-то разнообразие в монотонность операций: вставил – наполнил – зажал – высунул – вставил – наполнил… Следующий! Подкатывал очередной трактор… – и по новой!.. Пошлые мысли веселили мозг только первое время. Мозг, как и адаптированная кожа, прекращал рефлексию на происходящее. Вставил – наполнил – зажал – высунул – вставил…

После десяти часов пахоты, то есть сеяния, не хотелось ничего. Быстрый и оч-чень сытный обед с жирной бараниной в перерыве проглатывался за пятнадцать минут и уже через час переваривался и выгорал на степном ветру. И все же голод к концу рабочего дня не настигал. Зато баня была вынужденной необходимостью. Во-первых, подыхать в тесной комнате от запаха мужского пота было кислой перспективой. Во-вторых, без водных процедур элементарно не спалось. Тело ныло, чесалось, саднило. Пшеничная шелуха одной ей ведомыми путями набивалась в сеялку трусов, натирала паховые пазухи, непотребно кусалась в небритых зарослях, напоминая некоторым давние или недавние грешки, и требовала немедленной ликвидации как классовый враг.