Наконец приходит ответ: «Я согласна».
Я в изнеможении откидываюсь на подушку. Я весь мокрый, как после маминого молока с малиной. Вытираю лицо краем одеяла и улыбаюсь. Я счастлив.
На следующий день я долго колеблюсь, но все же решаюсь послать ей свои стихи. Я их все-таки написал, еще тогда, перед болезнью. Они о ее глазах, о ее улыбке, о том, что она вся такая солнечная, как лето. (Вот это я угадал – тогда ведь я не знал ее ника!) Я отсылаю и с волнением жду ее реакции. Она первый человек после Егора, кто оценивает мои творения. Стихотворения.
Ангелина пишет: «Спасибо! Мне еще никто не писал стихи. Какой ты классный!»
И ставит несколько смайликов с поднятым вверх большим пальцем. Я не знаю, с чем можно сравнить мою радость. Может быть, с необъятной Вселенной?
К вечеру субботы я практически здоров. А выспался за время болезни на месяц вперед. Поэтому я ворочаюсь в постели и не могу уснуть. Время почти двенадцать, ноутбук у меня отняли еще час назад, и заняться мне нечем. Устав валяться просто так, я поднимаюсь и иду на кухню прогуляться, а заодно попить чего-нибудь. За закрытой кухонной дверью я слышу голоса родителей. И еще слышу имя, которое заставляет меня замереть на месте. Лина Солнечная. Что это? У меня галлюцинации? Мне это уже мерещится? Как может моя мама произнести имя, которое я сам никогда не произносил вслух? Бред.
Я стою за дверью и напряженно прислушиваюсь.
– Миша, это что? Это игра у них такая? – растерянным голосом говорит мама. – Ну это же не может быть серьезно, правда?
Папа что-то мычит, не разобрать.
– Ты посмотри, что он пишет, – продолжает мама. – «Нет слов, не могу на тебя не смотреть, мне хочется улыбаться…» И стихи еще… такие взрослые. Ты знал, что он стихами интересуется?
– Судя по всему, он их пишет, – говорит папа. – А девочка-то ничего, симпатичная. Такая воздушная, как ангелочек.
Меня словно кипятком ошпаривает. Это же они про меня! Про меня и Ангелину. Но откуда?.. У меня горит лицо. И шея. И затылок. Они читали нашу переписку! Как? Как они могли?
Как они посмели?!
Мне хочется ворваться в кухню и все там разгромить. Но я не могу двинуться с места. Воздух жестким комком встает у меня в горле, и у меня не получается его проглотить.
– Миш, ну что делать-то? – снова говорит мама.
– А что тут поделаешь? – отзывается папа. – Привыкай. Сын вырос.
– Что ты плетешь? – вскрикивает мама. – Кто вырос? Ему только одиннадцать! А у него уже на уме «глаза как ослепительное лето» и «шепну на ушко – „I love you“». Это нормально, по-твоему?
– Да перестань, это не смертельно. Вспомни себя в одиннадцать лет, – говорит папа. По голосу слышно, что он улыбается.