Взрывник взял дистанционное управление и переключил телевизор на другую программу. Там шел какой-то концерт современной музыки. Он убавил звук и продолжал закусывать, глядя на экран телевизора пустым взглядом явно, думая о своем.
Вздохнув, пододвинул к себе телефон, положил руку на трубку, поглядел на тот угол, где утром разгуливал паук. Паук, как ни странно, был на месте.
— Нет, не буду его закладывать, — поделился взрывник своими мыслями с пауком, убирая руку с телефона. — Ведь если его, кретина, подчистят, то и меня могут прибрать. Ведь и не поглядят, что такого спеца как я больше днем с огнем не сыщешь — слишком стремный расклад, чтобы лишнее звено оставлять… А то ещё вычислят меня те, против кого… В общем, придется самому все улаживать. А ведь говорил я ему: не пижонь. Не придумывай лишнего. Сделал бы все по-людски, без изысков — не было бы неприятностей. Ведь наверняка этот хлюпик ему подгадил, которым он прикрыться хотел… Его, небось, с собой и тащит. А кто третий, интересно? Второй хлюпик? Ладно, разберемся… А у тебя, я погляжу, жизнь вольготная. Это ж надо, что природа чудит: зимушка-зима, а мухи по дому шастают, тебя впроголодь не оставляют.
Взрывник встал, открыл старый сервант, залез в него рукой поглубже, вытащил пистолет из какого-то потайного закутка.
— Будет тебе лекарь, — пробормотал он. — И тебе, и твоим гостям. Мне только спасибо скажут, что ты перестанешь небо коптить.
Жихарь свернул с большого шоссе и вел машину по узким заснеженным дорогам среди полей и перелесков. Стасик скуксился в углу, а Вика сидела строго выпрямясь, глядя вперед немигающим взглядом. Казалось, она перестала видеть и слышать все вокруг, оглоушенная всем свалившимся на нее, и её можно топтать как траву — она ничего и не почувствует. Но внимательному взгляду этот отрешенный вид поведал бы о глубокой внутренней работе, о том, что в мозгу её, как в огненном горшке, кипят и перехлестывают какие-то странные мысли — «зрела в тебе сокровенная дума, в сердце твоем совершалась борьба», говоря словами поэта.
Жихарь не мог этого разглядеть, потому что был слишком сосредоточен на дороге и слишком уверен, что полностью сломал и подчинил себе волю двух тинэйджеров. Да и рана причиняла ему немалые страдания, требуя лишней затраты сил и лишнего напряжения, чтобы нормально вести машину.
— Чего пялишься? — усмехнулся Жихарь, перехватив её неподвижный взгляд в зеркальце заднего вида. — Уже почти доехали, совсем немного осталось.
Он свернул на очередную проселочную дорогу, поехал совсем тихо. Вика, продолжая глядеть вперед, положила руку на сумку. Стасик ни на что не обращал внимания: он глядел в окно, стараясь запомнить дорогу, на случай, если им все-таки удастся улизнуть и придется возвращаться пешком. За полем промелькнула большая деревня, почти городок. Жихарь вел машину так, чтобы, насколько возможно, все людные места объезжать стороной. Видно, маршрут он знал отлично.