Вряд ли крестьяне поняли последние слова, да и насчёт Зухуршо я не уверен. Меня речь эшона сразила наповал. Околонаучная лексика и ораторское красноречие в устах деревенского шамана! Да, непрост, непрост святой человек…
– Умоляю вас, – продолжал эшон, – оставьте их в покое, пусть живут, как жили. Не тащите их в новую жизнь, не заставляйте выращивать «новый сорт», что бы ни скрывалось под этим названием. Вы их погубите…
Зухуршо оторопел. Он тоже не ожидал от эшона подобных речей, переводивших спор на совершенно иной уровень, на который бывший инструктор райкома не сумел переключиться. Если вообще был на это способен. Выручил Горох. Выскользнул из своего укрытия в гуще массовки:
– Дозвольте и мне вопрос задать.
Эшон кивнул:
– Разрешаю.
Зухуршо гневно нахмурился и… промолчал. Думаю, рад был в душе, что Горох без спросу перевёл огонь на себя.
– Вы, святой эшон, много мудрых слов сказали. Конечно, люди здесь невежественные, но даже я, хоть в техникуме и учился, всей глубины не постиг… Вы сказать изволили, что власть не должна в эту самую крестьянскую жизнь вмешиваться. Кто я такой, чтоб с вами спорить! Но в прошлом советская власть в крестьянскую жизнь сильно вмешивалась. Что сажать, и когда, и где – все колхозникам указывала. Что получилось? Погибли люди? Нет, не погибли. Наоборот, хорошо жить стали…
В первом ряду безбородый старичок с простодушным лицом подтвердил:
– Хорошо жили.
– И вот я спросить хочу, – завершил Горох, – если они, товарищ… извините… господин Хушкадамов, будут в эту самую крестьянскую жизнь вмешиваться, может, у них ещё лучше, чем у советской власти получится?
Эшон ответить не успел. Зухуршо прервал диспут в выгодный для себя момент. Он толкнул в бок Гафура, пятнистого телохранителя, тот дал знак водителю одной из стоящих в стороне машин, «КамАЗ» заскрежетал стартером, завёлся, зачадил чёрной диоксиновой вонью, выкатил на середину площади и встал рядом с трупом Рембо. Народ молча следил за грузовиком. Только безбородый старичок из первого ряда торжествующе воскликнул:
– А я что сказал?! Говорил я: Зухуршо муку раздавать будет!
Второй телохранитель, Занбур, ловко вскарабкался на борт, откинул брезент, запрыгнул в кузов на кладку мешков и швырнул один вниз. Мешок хлопнулся о землю и разодрался по шву. Словно взорвалась мягкая бомба, начиненная мукой. Тонкая пыль взлетела, осела и широко прикрыла мертвеца, как саваном, белой мучной пеленой. На краю, где землю едва припорошило, медленно проступило багровое пятно не успевшей ещё застыть крови.
– Э, хайвон! – заорал Зухуршо. – Не бросай! Осторожно Гафуру подавай.