– Не водка, – злобно сказал Константин. И повторил тише: – Водка здесь ни при чем.
Шурка раскраснелся. Достал «Приму».
– Дай мне, – попросил Коська к общему удивлению: курить он недавно бросил.
Вышли в сени, стояли молча. Вдруг Шурка спросил:
– Тебе сколь сейчас?
– Пятьдесят один.
– А мне пятьдесят шесть… – Помолчал немного. – Братка, а ведь мы с тобой так и не выпили за всю жизнь.
– Сейчас – что, не пьем?
– Не, я говорю, как люди не выпили, один на один.
Константин посмотрел на брата – ведь и вправду ни разу не выпили: разные очень.
– А тебе разве можно? Ты ж вроде того…
– Мне все можно, Кося, все.
Молчали, чувствовали, как назревает одно общее желание.
Шурка заговорил первый.
– Может, в материну избу? Там не топлено, правда.
Константин подумал: можно бы, но разволнуется жена, да и неудобно перед людьми.
– Не надо, – сказал он.
Шурка заглянул ему в глаза и проговорил почти робко, будто денег у брата занимал:
– Слышь, я тут – у себя – одному дачнику дом отделываю. Печка железная, согревает мгновенно. Плитка электрическая, свет… Все есть.
– Так это ж ехать надо?
– Ну да, ехать.
Константин затушил окурок. Одна его часть по привычке противилась глупому намерению, но другая говорила, что это и есть тот самый случай, когда можно узнать наконец, правда ли Шурка мстит ему за нелюбовь матери? Он узнает, выбьет ответ, и тогда душа его успокоится.
– Поехали.
Они вошли в комнату, Константин сказал, что надо ему отвезти Шурку домой.
– Куда ты, дядь Кость, ты ж выпимши, – встревожилась Светка. – Погоди немного, Володька мой скоро подъедет, он отвезет.
Но Константин махнул рукой и вышел.
– Да и ладно, спят гаишники сейчас, – сказала она. – Давайте помянем. Царствие Небесное Шурику.
* * *
Была Шуркина деревня совсем рядом, но Константин поехал дальней дорогой, чтобы успеть в более-менее приличный магазин возле трассы.
Они стояли у полных светящихся прилавков, Константин с привередливостью знающего человека выбирал закуску.
– Во жизнь! – восклицал Шурка. – Помнишь, как раньше – одна консерьва. А теперь бери что хошь.
– Это все подделки, брат, одни подделки.
В том чужом доме они вместе растопили новую железную печку, отчего быстро потеплело. Константин, собирая скорый мужицкий стол, спросил брата:
– Так я, Шурк, и не понял: ты расшился, что ли? Или срок кончился?
Брат будто не слышал вопроса, ходил по комнате, искал занятие рукам: занавеску поправил, одернул покрывало на койке, потом полез в шкаф, долго гремел посудой, наконец обернулся, поставил на стол две граненые стопки.
– Вот был я, Кося, обычный алкаш. Плохо это? Плохо, скажешь ты, и будешь прав.