— Глория Адсон, – поздоровалась с ним девушка, которую усадили между Артёмом и сэром Джеймсом. Так принято: между гостями всегда усаживают кого-нибудь из местных жителей. Глория оказалась высокой, рыжеволосой, очень светлокожей – ещё светлее, была бы альбиносом. – Никогда ещё не видела живого дросселя! Вам помочь. сэр Ортем?
— Мёртвый дроссель – зрелище скучное, – отозвался Артём. Девушка рассмеялась, запрокинув голову.
— Ой, да ну вас, не надо так шутить! Расскажите про Рим! Ну пожалуйста!
…В общем, совершенно непринуждённая беседа. Напротив Артёма сидел новый знакомый, доктор Арчибальд Ливси, и ободряюще улыбался, подмигивая поверх пенсне. Артём уже успел понять, что пенсне – это в первую очередь средство связи, диагностический инструмент и просто занятная штуковина на носу. Зрение давно уже у всех в полном порядке. Как и зубы, к слову. Хоть в этом повезло, подумал Артём, ненавижу ходить к стоматологу.
— Так вы поёте! – восхитилась Глория. – Спойте нам! Ну пожалуйста!
Разговоры вокруг Артёма немедленно стихли. Глория поднялась на ноги и помахала рукой – в направлении музыкантов. И впрямь: только сейчас Артём осознал, что всё это время играет приятная, классическая – даже по его меркам старинная музыка. Замечательно.
— Флютня для сэра Ортема! – торжественно объявил одетый в камзол, с залихватски заломленным на голове беретом человек. Вокруг все поднялись на ноги (поднялся и Артём) и зааплодировали. На римский манер – подняв руки над головой.
Вот я попал, подумал Артём, принимая инструмент. На вид – помесь веера, губной гармошки и мандолины. Ну хоть струны есть! Ого… струны оказались нематериальными – голограмма? Артём лихорадочно припоминал, как этот инструмент вообще держат, и придумывал, что сказать, когда все поймут, что он не…
Флютня отозвалась в его руках. Приятным, мелодичным аккордом. С ума сойти: Артём о нём только подумал – а инструмент сыграл.
Вокруг стало тихо. Совершенно и абсолютно. Артём отчего-то рассердился – пусть и самую малость. Ладно, я вам спою. Дросселям свойственны причуды – будут вам причуды.
Музыка полилась вокруг него. Оказалось, что инструмент может играть «за многих» – многоголосо, разными инструментами, главное – представлять всё это очень чётко. Артём и сам не понимал, отчего выбрал именно «Сонет» Гребенщикова. Выбралось.
Служенье Музы терпит колеса. А если терпит – право, не случайно…
Чёрт побери, спохватился он, стараясь не отвлекаться от музыки. Надо хоть маленько слова исправить, иначе меня точно в здешний Бедлам упекут.
Но я вам не раскрою этой тайны, А лучше брошу ноту в небеса…