В стопке приглашений Джонатану оказался запечатанный листок. Он заметил его. Молча оглядел. Взломал на нем печать и жадно проглотил текст.
Послание было коротким.
Джонатан опустил его, не в силах выговорить ни слова.
Дыхание перехватило.
Затем он поднял голову, огляделся и удивленно заморгал.
Разве это возможно? Солнце вдруг ослепительно засияло впервые на этой неделе. В чем причина того, что столовая окрасилась в яркие тона? И неужели… или это ему только кажется… он слышит пение? Ну конечно, это та самая песенка «Бе-бе, черная овечка», которая снова ожила у него в голове, как от приступа лихорадки.
И опять же вполне возможно, что это его сердце запело. У поэтов есть печальная манера приписывать сердцам вокальные способности. Джонатан был скептиком, но теперь уже не настолько скептичным, как прежде.
И дыхание… Дыхание стало приносить свежесть и доставлять удовольствие. Как будто он задышал впервые после долгого перерыва. Воздух пьянил!
«Я собираюсь предпринять кое-что опасное. Я обещалась предупредить Вас. Примете участие? Придете сегодня?
Ваш друг Т.»
– Чему ты улыбаешься, Джонатан?
Отец удивленно разглядывал сына.
Джонатан вздрогнул.
Он совсем забыл, что сидит с отцом за одним столом. Но даже тот факт, что они сидели вместе и дышали одним воздухом, не испортил ему настроения. Его отец, казалось, тоже выглядел намного свежее.
– Какой прекрасный день! – сказал наконец Джонатан.
Отец повернулся и, бросив взгляд на низкие облака за окном, слегка нахмурился.
Но когда повернулся назад к сыну, того уже след простыл.
Они не произнесли ни слова, когда Томми на стук открыла ему дверь. Молча шли по лестнице. Молчали, проходя коридором.
И в течение неправдоподобно долгой, наполненной пониманием паузы, когда Томми привела Джонатана к себе в комнату, где трещал огонь в камине, а в середине небольшого стола стоял чайник, они продолжали молчать.
В конце концов Джонатан тихо спросил:
– Скучала по мне, Томми?
Пауза.
– Разве мы не виделись совсем недавно? – Томми изо всех старалась говорить так, чтобы в голосе ее прозвучала скука.
Джонатан лишь слабо улыбнулся и произнес одними губами: «Лгунья».
Она засмеялась и резко отвернулась. Вид у нее был беспокойный. Два небольших пятна краснели на скулах.
– Ты хорошо выглядишь, – вежливо сказала Томми. Что было забавно, потому что она еще ни разу не взглянула на него.
– Ну естественно. Почему ты ничего не рассказываешь о своем опасном деле?
И пока Резерфорд ходил у них над головами, Джонатан выслушал объяснения Томми.
Это было, конечно, чистейшей воды безрассудство. Другого он и не ожидал. Сумасшествие, страшный риск, сплошная глупость и донкихотство.