— Корсетик славный, — добавил третий, подбираясь поближе.
— Это моя, — сообщил всем Арсан.
И я испытала нечто сродни благодарности, потому как черти перестали ко мне подтягиваться и остановились.
— Так у вас, боевиков, второй этаж. Ты чего, ее к нам на экскурсию привел или похвастать? — раздался густой бас.
Я повернулась на голос — данный черт был огромен. Как шесть сородичей разом. Плечи ого-го, рога — ой, мама, клыки — ух, где мои тапки, и глазищи кровью налитые. Но это все как-то не вдохновило, а вот номер над дверью «6» — он да, привлек внимание. Тронув метлу, я направила ее к комнате и затормозила шагах в десяти, потому что оттуда воняло просто убийственно.
И не грязью, не гниением, нет, там витал знакомый дух самогона!
— Эй-эй-эй, — черт-громила выставил волосатую руку. — Ты куда намылилась, а?
— А я, — стремительно начала шарить по карманам в поисках платка, — я староста общежития, вот. Что у вас там?
Черт проследил за моими манипуляциями, хмыкнул, когда я на груди платок искала, осклабился, когда и там ничего не нашла, и по-доброму так, по-мужски сказал:
— Летела бы ты отсюда, швабра тупоголовая, пока я тебе твою леталку знаешь куда не впихнул?
Я остолбенела.
Черт продолжил:
— Староста, не староста, мне по… Усекла?
Не усекла. Смотрела на черта подергивающимися от нервного тика глазами.
— И чего клипаешь? — все так же протяжно, по-доброму пробасил он. — Давай-давай, молнией отседова. Скажешь Прыгачесу, что все, мол, замечтательно, лучше и не придумаешь, бумажонку подпишешь и вали в башню свою, острошляпая…
— Бумажонку? — переспросила я, перестав даже кривиться от вони.
— Бумажонку, — повторил черт. — Разрешительную бумажонку на поселение. Подпишешь да главному домовому передашь. Ты же не хочешь несчастный случай, да?
Из всего этого я поняла главное — тут примерно как у нас, ответственность за общежитие ложится на старосту, он с домовыми договаривается, те и пускают на постой. А коли договора, скрепленного подписью, нет, а новый староста есть… Ну, вообще, в таких случаях договариваются обычно, срок там испытательный и все дела, но тут уж как-то махровым цветом зацвела моя расовая к чертям нетерпимость, и следующее, что узрел здоровущий черт, была моя во все зубы улыбка, после которой я сообщила громиле рогатому:
— Побреешься!
— Что? — осип он от неожиданности.
Даже не собираясь ему отвечать, я скомандовала:
— Метла, к главному домовому меня!
И метла как сорвется, а позади рык: «Хватай ведьму!» Но нас уже было не остановить — моя метлючая вредина, выбив стекло, вынесла меня прочь из чертового общежития, а то, что я в полете опять приняла позу «баран на вертеле», это вообще ничего не значит. Зато мы летели, летели, летели вверх, а потом резко вниз, промчались между деревьями, подлетели к огромному дубу, и метла, зависнув, трижды постучала по стволу.