Седмица Трехглазого (Акунин) - страница 69

– Пойдем!

Наследник повел Маркела за собой, не выпуская его руки.

У дверей Трехглазый оглянулся – и стало не по себе.

Сзади выстроилось препышное шествие. Впереди переваливался с боку на бок владетель державы, с ним рядом плыла такая же дородная женища в парчовом платье (не иначе сама царица Евдокия Лукьяновна), а за ними, толпой, следовали боярыни с боярышнями: головные убрусы у них были алы, желты, сини, малиновы, лазоревы, изумрудны – в глазах зарябило. Сбоку, в приличном отдалении от женства, покачивая длинными рукавами шуб, шли двое мужей. Один был Степан Матвеевич, бодрительно кивнувший. В другом Маркел признал наибольшего государева боярина, грозного Ивана Борисовича Черкасского. Этот показал кулак.

А ну вас всех, подумал Трехглазый, отворачиваясь.

В опочивальню вошли вдвоем с царевичем. Даже государя Маркел почтительнейше попросил остаться на пороге.

Комната была, будто драгоценная шкатулка – истинное любование. Синь потолок расписан облаками и ангелами, над ложем шелковый шатерчик, пол в турских коврах, а у стен рядами всякие игрушки. Но более всего Трехглазого поразил потешный терем-теремок искусной деревянной работы. Был он изукрашен картинками, резными крылечками, настоящими стеклянными оконцами, увенчан башенками – а сам не выше двух аршин.

– Здесь Отрадушка ночевала, – стал объяснять Алексей Михайлович. – Вишь, как оно устроено? Через сию дверку малую я ее почивать провожаю. Там внутри три горенки, в глубине спаленка. Я утром Отраду уговариваю выйти доброй волей. Иной раз по получасу и дольше.

– А крючок на двери зачем?

– Запирал я ее на ночь. Чтоб по дому не бродила.

– Вчера утром, когда твое высочество Отраду звал, крючок заперт был?

– В том и дело, что заперт. Не могла она сама выйти. Я ж тебе толкую: колдовство!

Маркел на четвереньках поползал вокруг домика. Окошки были тоже закрыты. Труба мала даже для кошки. Сунул руку в дверь, пошарил. Нет, до кошачьей спальни не достать. Внутрь тоже не втиснешься.

В самом деле диковинно. Сбежать не сбежала, вытащить ее тоже не могли…

Вынув из кармана мерный складень, Трехглазый замерил проем. Ширина восемь вершков, высота – двенадцать.

Снизу широко раскрытыми глазами смотрел царевич, ждал чуда. В дверях пузом вперед стоял царь-государь, у него из-за плеч выглядывали остальные.

– А есть у твоего высочества товарищи, с кем играть?

– Есть. Ваня Голицын, Артамоша Матвеев, Николка Стрешнев. Во дворце живут.

– Доставить сюда, – повернулся Маркел к двери.

Государь крикнул:

– Товарищей царевича сюда! Живо!

Голоса подхватили, зашумели, донесся удаляющийся топот множества ног.