— Спокойно, малыш, — шепнул мне Берни. — Не дергайся. — Как он узнал, что я готов был броситься со всех лап вверх, схватить капитана Пансу, а потом… если честно, на потом у меня плана не было, ну и что с того? — Сидеть.
Я сел. Понимал, что Берни что-нибудь придумает. Ему всегда приходят в голову светлые мысли, потому-то наше детективное агентство такое удачливое, если не считать финансовой стороны. Я вспомнил о револьвере тридцать восьмого калибра с полным барабаном патронов, который лежал у напарника в кармане. Берни отменный стрелок — я столько раз об этом рассказывал, что трудно привести хотя бы еще один пример. Следовательно, таков и будет наш план. Перестрелка — превосходный план, и часто нас выручал. В любую секунду, а секунда — это то, что очень быстро проходит, на свет появится револьвер — и… бам, бам, бам. Да, револьвер — и бам, бам, бам, а затем…
— Идите сюда, — приказал капитан Панса, — только очень-очень медленно, и держите руки очень-очень высоко.
Берни поднял руки чуть выше. Теперь они были над головой, а револьвер тридцать восьмого калибра в кармане. Не возникнут ли от этого проблемы? Напарник сделал шаг вверх по холму, я двинулся за ним.
— Собака останется на месте, — бросил капитан Панса.
— Нет, — возразил Берни. — Он пойдет…
Бах! Но не из револьвера тридцать восьмого калибра. Выстрелил один из болванов в форме, что стояли наверху склона. У ног Берни, совсем близко, взметнулся фонтанчик земли. Отскочил острый камешек и, пролетев по воздуху, ударил мне в плечо, но я совершенно не показал, что мне больно.
— У вас плохой слух, сеньор Литтл, — сказал капитан Панса. — И факт остается фактом: вы находитесь в мексиканской глуши, вместо того чтобы спокойно пересечь границу и ехать домой. Поэтому повторяю в последний раз: собака останется на месте. У нас нет времени на собак, особенно на эту. — Человек в форме за его спиной что-то ему сказал, как говорят мексиканцы. — До вас дошло, сеньор Литтл? Вот и сержант Понсон напомнил мне, что сегодня мы как назло забыли захватить ковчег.
Берни очень медленно присел на колени, также медленно опустил руки, обнял меня и посмотрел в глаза. У него самые лучшие глаза, и я не заметил в них никакого страха. И носом тоже не почуял. Он заговорил так тихо, что трудно было уловить хотя бы звук.
— Чет, как только я скажу «беги» — беги. Как можно быстрее и как можно дальше.
Бежать? Мы побежим вместе, ведь так? Тогда почему мне следует бежать как можно быстрее? Не сочтите за критику, Берни даже для людей не лучший бегун — ведь он был ранен на войне.