- Отлично! – сэр Барнаби, казалось, начнет танцевать с тростью.
- Люси! – с другой стороны комнаты прибежала Норри и сжала меня в объятиях. – Кроха. Ты цела. О, ты цела.
- Не только это, мадам, - раздался сзади низкий голос. – Мисс Марлоу спасла всех нас.
Я оглянулась и увидела Олдвилля, впервые с теплом смотревшего на меня. Рядом с ним Самюэль Дипс поклонился и широко улыбнулся. Он начал вопить «ура», а с ним и Кристофер Линнет и остальные из Невидимого колледжа.
- Поднимитесь на крышу, - сказал мне король.
- О, да, - сказала Норри. – О, Люси, ты должна увидеть.
- Что увидеть? – спросила я.
Она не сказала мне, как и король и остальные. Я с удивлением проследовала за ними на вершину Белой башни, а когда посмотрела оттуда, то поняла.
- Огни! – прошептала я. – О, только посмотрите.
Была ночь, но во всем Лондоне горели огни: в церквях, тавернах, домах. Я видела нечто, похожее на большие костры, в парках, на холмах за стенами города. Даже на реке Темзе сотни маленьких фонарей сияли, покачиваясь, озаряя судна и лодки, что несли их.
- Они празднуют, - сказала им Норри. – Мы шли по улицам сюда, Люси, тебе нужно это тоже увидеть. Все снаружи, празднуют конец тенегримов.
Я сжала ее руку.
- Норри, леди Илейн…
Я не смогла рассказать, как она умерла, как я держала ее холодную руку, как я накрыла ее лицо своим платком, а потом ее унесли стражи.
- Знаю, - сказала Норри. – Мне очень жаль ее и тебя. Но посмотри, Люси. Посмотри, что ты сделала. Ты освободила королевство. Она бы тобой гордилась.
Может, нет. Но я смотрела на сияющий город, и это меня успокаивало.
- Слушайте, - сказала всем Норри.
Толпа на крыше притихла. А потом я услышала из города музыку, поднимающуюся до небес.
- Они поют, - сказала я.
- Поют от радости, - Норри обняла меня. – Ты гордишься?
† † †
Еще несколько дней я провела в Тауэре, но не как узница, а как почетная гостья короля. Это было радостью, да, но и грузом, ведь он хотел, чтобы я была рядом, пока он приводил королевство в порядок. Когда я была не с ним, я проводила время, окруженная придворными. Я едва видела Ната. Но на четвертую ночь мы смогли побыть одни, оставшись в комнате Пенебригга.
- Как он? – спросила я.
- Врачи говорят, что опасности нет, - Нат смотрел на спящего Пенебригга. – Конечно, его голова все еще болит, а на сращивание лодыжки уйдут недели. Но он говорил нормально днем.
- Это хорошо, - сказала я.
- А твоя крестная? – спросил он.
- Завтра похороны, - было больно думать об этом, но не только потому, что леди Илейн умерла, а потому что меня все еще ранило, что она соврала мне. Но я хотела выразить свое почтение ей. Она все равно помогла мне стать сильнее, она была права во многом, даже если я не все это принимала. – Мы не сообщали многим. Так что людей много не будет.