— Ты неправильно, Бобеш, затормозил. Видишь, едва не задохнулся в снегу.
Бобеш так испугался, что готов был заплакать. Но, увидев, как весело смеется Марушка, закричал, что сейчас он поедет снова. Гонзик не хотел больше давать ему лыжи, но Марушка очень просила, приговаривая: «Пусть Бобеш съедет еще раз — ведь это так весело». И Гонзик дал. Бобеш бодро стряхнул снег с пальто и с шапки и снова взобрался на гору. Гонзик с Марушкой остались внизу и, посмеиваясь, поджидали, какую штуку выкинет на этот раз Бобеш. А Бобеш уже съезжал с палкой между ног. Он спускался теперь гораздо осторожнее. Проехал уже всю горку, как вдруг в самом низу лыжи почему-то разошлись. Бобеш поспешно оперся на одну из палок — и лыжи моментально повернулись и поехали в ту сторону, где стояли Гонзик с Марушкой. Не успев опомниться, Бобеш с ходу подшиб их, и вот они валялись уже все втроем в одной куче. На этот раз ни Гонзик, ни Марушка не смеялись, потому что сильно стукнулись. Бобеш летел на них ногами вперед. Они упали на него, получив сильные удары — вероятно, палками или лыжами, болтавшимися на ногах у Бобеша, как крылья ветряной мельницы. У Гонзика оказался синяк под глазом. Марушка потирала шишку на лбу. А Бобеш просто стонал — так болел у него затылок. Гонзик осмотрел его голову и обнаружил шишку величиной с грецкий орех. Теперь он жалел, что давал Бобешу лыжи, а Марушка плакала и упрекала Бобеша. Она говорила, что таких неловких людей, как он, вообще нигде на свете нет. Бобеш просил Марушку дома на него не жаловаться, а Марушка отвечала, что теперь уже ничего не скроешь, потому что шишку на лбу каждый увидит. А если ей сказать матери, что она ударилась сама, так мать никогда ее больше на улицу не пустит. Гонзик держался за левый глаз и подговаривал Марушку все о Бобеше дома рассказать. Он хотел в классе рассказать, какой Бобеш лыжник. Единственное, что его сейчас утешало, так это мысль о том, как весь класс будет смеяться над Бобешем.
Бобеш как мог защищался, говорил, что он налетел на них не нарочно и что они сами виноваты: раз уж заметили, что лыжи едут на них, должны были убежать.
— Да, убежать! — возражал Гонзик. — Ведь ты влетел, как бомба. И руки раскинул, как летучая мышь. Прежде чем мы могли опомниться, как уже лежали.
Тут Бобеш, несмотря на головную боль, не мог удержаться от смеха. И Гонзик засмеялся. Марушка вытерла ладонями слезы и улыбнулась тоже:
— Бобеш, ты и верно летел, как летучая мышь.
Вдруг за спиной у них зазвенел звоночек. Из-за поворота показались сани. На санях, кроме кучера, сидело еще двое людей. Убегая с дороги, Бобеш расслышал: