| И с этими словами мушкетер, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью вошел в кабинет. |
| M. de Treville, moved to the bottom of his heart by this proof of courage, sprang toward him. | Де Тревиль, до глубины души тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему. |
| "I was about to say to these gentlemen," added he, "that I forbid my Musketeers to expose their lives needlessly; for brave men are very dear to the king, and the king knows that his Musketeers are the bravest on the earth. | - Я только что говорил этим господам, - сказал де Тревиль, - что запрещаю моим мушкетерам без надобности рисковать жизнью. Храбрецы дороги королю, а королю известно, что мушкетеры -самые храбрые люди на земле. |
| Your hand, Athos!" | Вашу руку, Атос! |
| And without waiting for the answer of the newcomer to this proof of affection, M. de Treville seized his right hand and pressed it with all his might, without perceiving that Athos, whatever might be his self-command, allowed a slight murmur of pain to escape him, and if possible, grew paler than he was before. | И, не дожидаясь, чтобы вошедший ответил на это проявление дружеских чувств, де Тревиль схватил правую руку Атоса и сжал ее изо всех сил, не замечая, что Атос при всем своем самообладании вздрогнул от боли и сделался еще бледнее, хоть это и казалось невозможным. |
| The door had remained open, so strong was the excitement produced by the arrival of Athos, whose wound, though kept as a secret, was known to all. | Дверь оставалась полуоткрытой. Появление Атоса, о ране которого, несмотря на тайну, окружавшую все это дело, большинству было известно, поразило всех. |
| A burst of satisfaction hailed the last words of the captain; and two or three heads, carried away by the enthusiasm of the moment, appeared through the openings of the tapestry. | Последние слова капитана были встречены гулом удовлетворения, и две или три головы в порыве восторга просунулись между портьерами. |
| M. de Treville was about to reprehend this breach of the rules of etiquette, when he felt the hand of Athos, who had rallied all his energies to contend against pain, at length overcome by it, fell upon the floor as if he were dead. | Де Тревиль, надо полагать, не преминул бы резким замечанием покарать нарушителей этикета, но вдруг почувствовал, как рука Атоса судорожно дернулась в его руке, и, переведя взгляд на мушкетера, увидел, что тот теряет сознание. В то же мгновение Атос, собравший все силы, чтобы преодолеть боль, и все же сраженный ею, рухнул на пол как мертвый. |