Что-то в доме изменилось. Корнилов не мог понять что, но сразу же уловил эту перемену, почувствовал ее. Он прошел на кухню, чтобы поставить торт в холодильник, и заметил, что переложена плита. Стала гораздо меньше и нарядней, с красивой облицовкой. И большой обеденный стол теперь на кухне. В гостиной, кажется, все по-прежнему - полированная, под орех, мебель: горка с посудой, шкаф, трельяж… «Вот как в деревне-то нынче живут, - усмехнулся Игорь Васильевич и подумал: - Но что-то все же изменилось тут… Как-то уж слишком просторно стало и холодно. И словно бы не хватает чего. Да, не хватает!!» Он еще раз прошелся по дому и наконец понял, чего не хватало. Не было в гостиной большого дивана со множеством вышитых подушечек, на котором всегда спала мать. Эти подушечки она берегла с довоенных времен и, как сыновья ни уговаривали, отказывалась выбросить. Они были для нее памятью о тех временах, что провела в ожидании мужа, приходившего со своей трудной и опасной службы очень поздно.
Корнилов подивился: «Где же мать спит? Не на чердаке ведь?» Кеша все собирался соорудить там маленькую комнатку для Игоря. Теперь Игорь Васильевич вспомнил, что в кухне плита завалена грязной посудой, чего раньше никогда не бывало, и нет большого пузатого самовара, из которого они всегда пили чай. И не пахнет в доме пирогами, которые мать пекла каждую субботу…
Смутное подозрение закралось в сердце Корнилова, но он тут же отогнал его. Если бы мать и была в больнице, то уж ему-то сообщили бы. Она последнее время болела часто, месяцами лежала на своем диване. Нет, нет… Прислали бы телеграмму, позвонили.
Корнилов вышел на крыльцо. Прямо к его лицу свешивались ветки рябины. Ее резные листочки сморщились, пожелтели от долгого зноя. Все словно застыло от жары: и поблекшие кусты, и хилые желтые георгины на клумбе. Между соснами, в стороне от реки, стояло марево.
Тишину разорвал шум мотора. Свернув с шоссе, по проселку медленно ехал вишневый «Москвич», ловко объезжая колдобины и вздымая тучи пыли. «Иннокентий двигается. Сейчас все разъяснит, - подумал Корнилов и вдруг почувствовал, что волнуется. - Что же это я? Случилось что - позвонили бы», - пытался он вновь себя успокоить.
Брат заглушил мотор и вышел из машины. Помахал рукой. Наверное, он заметил Игоря Васильевича еще с дороги. Потом Кеша открыл багажник, вынул большую, туго набитую черную сумку. Потом снова сунулся зачем-то в машину. Пошарил на заднем сиденье.
«Чего он там копается?!» - рассердился Игорь Васильевич. Он хотел было идти брату навстречу, но тот наконец закончил свои поиски и, улыбаясь, вошел в сад. И эта улыбка не понравилась Игорю Васильевичу и испугала его. Что-то в ней было неестественное, чужое.