Потом вдруг всплыл перед глазами экзамен по сопромату. Из тридцати шести билетов он не знал одного, восьмого.
Его товарищ, Димка Горев, быстро подсчитал, что по теории вероятности беспокоиться абсолютно нет оснований: вытащить нежелательный билет почти невозможно.
Но Валерий совершил-таки невозможное: выудил из целой пачки именно этот несчастный восьмой билет.
Вообще почему-то именно сейчас косяком лезли в голову все горести и беды, приключившиеся с ним в жизни.
А потом вспомнилось, как однажды он, мальчишкой, учась в спортшколе, прыгнул через веревку с мокрым бельем. Мамаша так испугалась, даже опрокинула корыто с водой.
Он вообще тогда все время прыгал, не только на тренировках. Спускался по лестнице, прыгая через несколько ступенек. Прыгал через заборы, до смерти пугая теток на огородах. Даже в постель он не ложился, а прыгал.
Сколько же он сделал всяческих прыжков? Однажды вместе с Григорием Денисовичем прикинули — приблизительно, конечно. И получилось жуткое число — девяносто тысяч! Он не поверил и потом, дома, один, снова пересчитал. И снова получилось девяносто тысяч.
Да, и все для того, чтобы не дрожали колени перед высоко вознесенной планкой. А теперь вот этот Тювас…
«Ладно. А ужинать все-таки надо», — подумал он. Встал, вышел в коридор и постучал в соседний номер, к Григорию Денисовичу.
Тренер поглядел на него испытующе:
— Ну, и как?
— Что «как»? — переспросил Валерий. Помолчал и хмуро добавил: — Два восемнадцать — не шуточки.
— Не шуточки, — подтвердил тренер.
Он задумчиво посмотрел в окно. Там лезли прямо в комнату косматые лапы какого-то незнакомого дерева. Ствол его, толстый, был как войлоком укутан. А ветки утыканы зелеными, мягкими, как шелк, иголками.
Потом посмотрел на Валерия. Внимательно, будто видел ученика впервые. У Валерия длинные ноги, узкие бедра, и вся фигура истинно «прыжковая». Такая легкая, будто весь он — на пружинах. И в любую минуту может «выстрелить» себя под потолок.
— А знаешь, — сказал Григорий Денисович, — некоторые на тренировках показывают куда лучшие сантиметры, чем на соревнованиях. На тренировке — оно вольней, раскованней. Может, и Тювас из этой породы?
Валерий пожал плечами.
Он, конечно, сразу раскусил немудреную хитрость Григория Денисовича. Ну, что ж — тренер… Тренеру положено вселять бодрость в ученика. Всегда. В любых, самых скверных обстоятельствах. Наверно, и сам он, если был бы тренером, вот так же, спокойно и уверенно, вдалбливал бы прыгуну, что волноваться нет причин.
— Твоя задача простая, — продолжал Григорий Денисович. — Покажи свои два двадцать два. И все. Ну, а Тювас… Может, он и два восемнадцать не потянет? Это ведь Олимпиада — не тренировка. Тут, брат, все решают нервы, воля. Ну, а воли тебе не занимать. Помнишь, как ты Рыжова сломил? Вот то-то…