Комната прежде была четвероугольная: теперь же я заметил, что два ее угла сделались острыми, а два остальные тупыми.
The fearful difference quickly increased with a low rumbling or moaning sound.
Эта страшная противоположность увеличивалась быстро с глухим шумом и скрипом.
In an instant the apartment had shifted its form into that of a lozenge.
В одну минуту, комната вся перекосилась, но превращение на этом еще не остановилось.
But the alteration stopped not here-I neither hoped nor desired it to stop. I could have clasped the red walls to my bosom as a garment of eternal peace.
Я уже не желал и не надеялся, чтоб оно остановилось; я готов был прижать раскаленные стены к моей груди, как одежду вечного покоя.
"Death," I said, "any death but that of the pit!"
- Смерть, говорил я себе, - смерть, какая бы ни была, только не смерть в колодце!
Fool! might I have not known that into the pit it was the object of the burning iron to urge me?
- Безумный! как же я не понял, что им нужен был именно колодезь, что один только этот колодезь был причиною огня, осаждавшего меня?
Could I resist its glow? or, if even that, could I withstand its pressure.
Мог ли я противиться его пламени? И даже если б мог, то как бы я устоял на месте?
And now, flatter and flatter grew the lozenge, with a rapidity that left me no time for contemplation.
Косоугольник все сплющивался с такой быстротой, что я едва имел время размышлять.
Its centre, and of course, its greatest width, came just over the yawning gulf.
Центр его, соответствовавший самой широкой его линии, находился прямо перед зияющей пропастью.
I shrank back-but the closing walls pressed me resistlessly onward.
Я хотел отступить - но стены, суживаясь, гнали меня вперед.
At length for my seared and writhing body there was no longer an inch of foothold on the firm floor of the prison.
Наконец, настала минута, когда мое обожженное и скорченное тело почти не находило места, когда ноги мои едва могли стоять на полу.
I struggled no more, but the agony of my soul found vent in one loud, long, and final scream of despair.
Я более не боролся; но агония души моей высказалась в долгом вопле невыразимого отчаяния.
I felt that I tottered upon the brink-I averted my eyes-
Я чувствовал, что шатаюсь у края колодца и -отворотился.
There was a discordant hum of human voices! There was a loud blast as of many trumpets!
И вдруг послышался беспорядочный гул человеческих голосов, пальба, звуки труб!
There was a harsh grating as of a thousand thunders!
Могучий крик тысячи голосов потряс воздух как раскат грома!