Посреди моих повторяемых и энергических усилий уловить какой-нибудь след сознания в том состоянии ничтожества, в котором находилась душа моя, выдавались по временам минуты, когда мне казалось, что я успеваю в этом. В эти короткие минуты мне представлялись такие воспоминания, которые, очевидно, могли относиться только к тому состоянию, когда сознание было во мне, по-видимому, уничтожено.
These shadows of memory tell, indistinctly, of tall figures that lifted and bore me in silence down-down-still down-till a hideous dizziness oppressed me at the mere idea of the interminableness of the descent.
Эти тени воспоминания рисовали мне очень неясно какие-то большие фигуры, которые поднимали меня и безмолвно несли меня вниз... потом еще ниже, и все ниже и ниже, - до тех пор, пока мною овладело страшное головокружение при мысли о бесконечном нисхождении.
They tell also of a vague horror at my heart, on account of that heart's unnatural stillness.
Помнился мне также какой-то неопределенный ужас, леденящий сердце, хотя оно было, в то время, сверхъестественно спокойно.
Then comes a sense of sudden motionlessness throughout all things; as if those who bore me (a ghastly train!) had outrun, in their descent, the limits of the limitless, and paused from the wearisomeness of their toil.
Потом все стало недвижно, как будто те, которые несли меня, перешли в своем нисхождении за границы безграничного и остановились, подавленные бесконечной скукой своего дела.
After this I call to mind flatness and dampness; and then all is madness-the madness of a memory which busies itself among forbidden things.
После того, душа моя припоминает ощущение сырости и темноты, и потом все сливается в какое-то безумие, - безумие памяти, не находящей выхода из безобразного круга.
Very suddenly there came back to my soul motion and sound-the tumultuous motion of the heart, and, in my ears, the sound of its beating.
Внезапно звук и движение возвратились в мою душу - сердце беспокойно забилось, и в ушах моих отдавался гул его биения.
Then a pause in which all is blank.
Затем пауза - и все опять исчезло.
Then again sound, and motion, and touch-a tingling sensation pervading my frame. Then the mere consciousness of existence, without thought-a condition which lasted long.
Потом снова звук, движение и осязание как будто пронизали все мое существо, и за этим последовало простое сознание существования без всякой мысли. Такое положение длилось долго.
Then, very suddenly, thought, and shuddering terror, and earnest endeavor to comprehend my true state.