| Он был любовником, он был другом, и за эти недели я забыла, что обычно он живет совсем другой, организованной, налаженной жизнью, жизнью, к которой он должен вернуться, и когда он вернется в Мэндерли, все опять войдет в привычную колею, и последние недели канут в прошлое, как короткий праздник. |
| I watched him read his letters, saw him frown at one, smile at another, dismiss the next with no expression, and but for the grace of God I thought, my letter would be lying there, written from New York, and he would read it in the same indifferent fashion, puzzled at first perhaps by the signature, and then tossing it with a yawn to the pile of others in the basket, reaching for his cup of tea. | Я наблюдала, как он читает письма: одно - с улыбкой, другое - нахмурясь, третье - с равнодушным выражением лица, и думала, что, не вмешайся провидение, мое письмо, присланное из Нью-Йорка лежало бы в общей груде и он читал бы его так же безразлично; сперва с недоумением взглянул бы на подпись, затем, зевнув, кинул бы вслед за другими в мусорную корзинку и протянул руку к чашке с чаем. |
| The knowledge of this chilled me; how narrow a chance had stood between me and what might-have-been, for he would have sat here to his tea, as he sat now, continuing his home life as he would in any case, and perhaps he would not have thought of me much, not with regret anyway, while I, in New York, playing bridge with Mrs Van Hopper, would wait day after day for a letter that never came. | От этой мысли мне сделалось зябко. Какой тончайший волосок отделял от меня то, что могло бы быть, ведь он все равно сидел бы здесь за чаем, продолжал бы привычную жизнь, возможно, он и не вспомнил бы обо мне вовсе, а уж если и вспомнил, то без сожаления, а я играла бы в Нью-Йорке в бридж с миссис Ван-Хоппер и день за днем ждала бы письма, которое никогда не придет. |
| I leant back in my chair, glancing about the room, trying to instil into myself some measure of confidence, some genuine realisation that I was here, at Manderley, the house of the picture postcard, the Manderley that was famous. I had to teach myself that all this was mine now, mine as much as his, the deep chair I was sitting in, that mass of books stretching to the ceiling, the pictures on the walls, the gardens, the woods, the Manderley I had read about, all of this was mine now because I was married to Maxim. | Я откинулась в кресле и стала осматривать комнату, пытаясь внушить себе хоть немного уверенности, осознать по-настоящему, что я в действительности здесь, в Мэндерли, доме с цветной открытки, в том самом Мэндерли, знаменитом Мэндерли; я должна была приучить себя к мысли, что все это не только его, а и мое - и глубокое кресло, в котором я сижу, и тысячи книг, поднимающихся рядами до потолка, и картины на стенах, и сады, и леса, весь Мэндерли, о котором я раньше только читала, все это - мое, потому что я вышла замуж за Максима. |