| Я старался использовать хоть эти короткие минуты, чтобы сделать из убогого существа по имени Рансом что-то похожее на человека, верней сказать - на обыкновенного мальчика. |
| But his mind was scarce truly human. | Однако по разуму его едва ли можно было назвать вполне человеком. |
| He could remember nothing of the time before he came to sea; only that his father had made clocks, and had a starling in the parlour, which could whistle | Он совершенно не помнил, что было до того, как он ушел в море; а про отца помнил только, что тот делал часы и держал в комнате скворца, который умел свистать |
| "The North Countrie;" all else had been blotted out in these years of hardship and cruelties. | "Край мой северный"; все остальное начисто стерлось за эти годы, полные лишений и жестокости. |
| He had a strange notion of the dry land, picked up from sailor's stories: that it was a place where lads were put to some kind of slavery called a trade, and where apprentices were continually lashed and clapped into foul prisons. | О суше у него были странные представления, основанные на матросских разговорах: что якобы там мальчишек отдают в особое рабство, именуемое ремеслом, и подмастерьев непрерывно порют и гноят в зловонных тюрьмах. |
| In a town, he thought every second person a decoy, and every third house a place in which seamen would be drugged and murdered. | В каждом встречном горожанине он видел тайного вербовщика, в каждом третьем доме -притон, куда заманивают моряков, чтобы опоить их, а потом прирезать. |
| To be sure, I would tell him how kindly I had myself been used upon that dry land he was so much afraid of, and how well fed and carefully taught both by my friends and my parents: and if he had been recently hurt, he would weep bitterly and swear to run away; but if he was in his usual crackbrain humour, or (still more) if he had had a glass of spirits in the roundhouse, he would deride the notion. | Сколько раз я рассказывал ему, как много видел добра от людей на этой суше, которая его так пугала, как сладко меня кормили, как заботливо обучали родители и друзья! После очередных побоев он в ответ горько плакал и божился, что удерет, а в обычном своем дурашливом настроении, особенно после стаканчика спиртного, выпитого в рубке, только поднимал меня на смех. |
| It was Mr. Riach (Heaven forgive him!) who gave the boy drink; and it was, doubtless, kindly meant; but besides that it was ruin to his health, it was the pitifullest thing in life to see this unhappy, unfriended creature staggering, and dancing, and talking he knew not what. |