В «Неделе» и в «Комиссарах» мы видим «воспитание души», точнее, многих душ. Перестройку человеческой психики, наиболее трудное и сложное, что может произойти с человеком.
Нельзя забывать, что Юрий Либединский — был одним из тех, кого справедливо называют зачинателями советской литературы.
«Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо…» — писал Маяковский. Либединский один из первых осуществил это.
Но не только пером, но и штыком утверждал писатель Юрий Либединский советскую власть. Он был участником гражданской войны. Переносил все тяготы тех лет. Трудности. Опасности. Штык, винтовка — не были для него отвлеченными понятиями. Юрий Либединский пошел воевать по зову сердца, по требованию совести.
Время было трудное. Под руководством Ленина рождалось первое в мире социалистическое государство. Можно сказать, что оно еще лежало в колыбели, у изголовья которой стояли лучшие люди страны и среди них писатели-коммунисты. Их было еще немного. Мы, живущие уже в преддверии коммунизма, должны помнить их имена.
Предисловие к книге Юрия Либединского я пишу главным образом для молодых читателей, которым и были предназначены автором его «Воспоминания». Но одновременно я пишу эти страницы для самой себя.
Мне радостно думать, что я близко знала Юрия Николаевича, что он говорил мне «дружочек».
Либединский обладал даром «портретного» письма. Доказательством тому служит его превосходная книга «Современники», вышедшая в 1958 году.
В «Воспоминаниях» этот дар проявился тоже чрезвычайно отчетливо. Образцом такого «индивидуального» портрета на фоне портрета «коллективного» можно считать образ замечательного уральского большевика Цвилинга; одна из улиц в Челябинске названа теперь его именем.
«Большевик Цвилинг, — пишет Либединский, — так умел рассказывать о самых сложных проблемах финансового капитала, об ошибках и подвигах Парижской коммуны, о предательстве вожаков Второго Интернационала, что его понимали самые неграмотные и неискушенные…
Эти лица, полные самозабвенного и жадного внимания, эти глаза людей, только прозревших и во всей правде увидевших мир, исполненных чистой благодарности к тем, кто открыл им глаза, — к Ленину и ученикам его, — когда я вспоминаю об этом, моя душа переполняется счастьем. Да, я был свидетелем этого, я не напрасно прожил на свете!»
Читая это, мы видим и Цвилинга и его слушателей, как живых. Я хотела бы, чтобы портрет Юрия Либединского приобрел под моим пером такую же выразительность…
О смерти Юрия Николаевича я узнала на вокзале, выйдя из вагона после чудесной поездки.
Солнечный морозный день померк в моих глазах. Мне стало трудно дышать. С молниеносной быстротой промелькнул передо мной ряд картин, связанных с тем, кто ушел навсегда.