Кейт вновь мотает головой:
– Нет, Джин, не знаю. Может быть, обнаженные женщины?
Я киваю – именно так я сама и считала. Нечто вроде того, что можно увидеть в отдельных журналах в газетном киоске да в фильмах для взрослых.
– Но у него-то это вовсе не было нормальным. Он объяснял, что, просматривая это, все время пытается найти что-то для себя новенькое и никак не может себя остановить. Уверял меня, будто бы случайно нашел в компьютере всю эту гадость. Но ведь такое невозможно, верно?
Кейт неуверенно пожимает плечами, потом качает головой.
– Ведь за это надо заплатить, – разошлась я. – Надо ввести номер своей кредитки, свое имя и адрес. В общем – все. На такие сайты ведь просто так не натыкаются. Это совершенно осмысленное действие, требующее времени и некой концентрации. Так, во всяком случае, говорил на суде свидетель от полиции. И этим-то мой Глен занимался часами, одну ночь за другой, выискивая что-то, все более дрянное – новые снимки, новые видео, – собирая их сотнями, как сказали в полиции. Вы представляете? Сотнями! Причем на многие из них, наверно, и смотреть-то невозможно. Глен говорил, что все это терпеть не может, но что-то в них все же заставляло его смотреть на них снова и снова. Он объяснял: это болезнь. И он, мол, ничего не может с собой поделать. И в этом он обвинял меня.
Кейт опять взглядывает на меня, желая, чтобы я продолжала, а я уже и сама вошла в раж и не могу остановиться.
– Он мне заявил, что это я втянула его туда. Но он меня предал. Он все время притворялся нормальным мужчиной, который ходит на работу, пьет с приятелями пиво и помогает мне мыть посуду, а сам каждую ночь в гостевой комнате превращался в чудовище. Это был уже не Глен. Так что это он был болен, а не я. И если он мог всем этим заниматься, то, думаю, он был способен на что угодно.
Тут я замираю, потрясенная звучанием моего же собственного голоса. Кейт пристально глядит на меня. Перестав писать, она подается вперед и накрывает мою руку своей. Ладонь у нее сухая и теплая, и я разворачиваю кисть, чтобы пожать ей руку.
– Представляю, как это было тяжело для вас, – говорит Кейт и глядит на меня так, будто и правда это понимает.
Я хочу остановиться, но она снова сжимает мне ладонь.
– Для меня такое облегчение, что я могу теперь все это высказать, – говорю я и вдруг разливаюсь слезами.
Кейт достает мне бумажный платочек, и я долго в него сморкаюсь. Рыдая, я продолжаю говорить:
– Я знать не знала, что он это делает. Действительно не знала. Если бы я это знала, то непременно бы от него ушла. Я бы не осталась жить с таким монстром.