– Доброй вам ночи. Увидимся утром.
Они отодвигают назад стулья и неуверенно встают на ноги. Кейт препровождает меня до самой двери, убеждаясь, что я благополучно оказалась в номере.
– Ни на какие звонки не отвечайте, – предупреждает она. – Если мне понадобится с вами поговорить, я постучусь к вам в номер.
Послушно ей киваю.
В номере у меня невыносимое пекло, и я лежу на этой бескрайней кровати, открыв настежь окна, чтобы хоть как-то выпустить наружу жар от батарей. Подробности прошедшего дня снова и снова мелькают у меня в мозгу, так настойчиво, что уже начинает кружиться голова и я перестаю владеть собой, чувствую себя точно пьяной.
Чтобы комната прекратила вращаться перед глазами, я сажусь на постели и вижу свое отражение в оконном стекле.
Такое впечатление, что это кто-то совсем другой. Какая-то другая женщина, позволившая незнакомым людям себя куда-то увезти. И не просто незнакомым – а тем, что до сегодняшнего дня наверняка, как и все прочие, ломились ко мне в двери и писали про меня всякое вранье.
Я потираю ладонями лицо – то же самое делает и женщина в окне. Потому что это не кто-то чужой, это я.
Снова гляжу на себя. Поверить не могу, что я здесь!
Поверить не могу, что дала себя уболтать сюда приехать. Это после всего того, что наделала нам пресса! После всех предупреждений и увещеваний Глена!
Мне хочется объяснить ему, что я, собственно, и не припомню, чтобы на что-то соглашалась. Впрочем, он все равно сказал бы, как я должна была бы поступить. Или что мне не следовало вообще садиться к ним в машину.
Однако Глена здесь нет, и больше он ничего уже мне не скажет. Я теперь сама по себе.
Тут я слышу, как Кейт с Миком разговаривают на балконе соседнего номера.
– Бедняжка, – произносит журналистка. – Должно быть, ужасно вымоталась. Ладно, сделаем это завтра.
Что, интересно, за «это»? Надо думать, интервью.
У меня снова начинает кружиться голова, внутри разливается слабость – я вдруг понимаю, что последует дальше. Завтра уже не будет ни массажей, ни угощений. Никакой больше трепотни насчет того, что у меня на кухне какого цвета. Она захочет все узнать о Глене. И о Белле.
Я спешу в ванную, и меня вырывает съеденной курятиной. Спустя некоторое время я сижу на полу, вспоминая свой первый допрос – те показания, что я дала полицейским, когда Глена уже забрали в изолятор.
Явились они в наш дом на Пасху. Мы с Гленом планировали отправиться в Гринвичский парк посмотреть на тамошнюю охоту за яйцами. Ездили мы туда каждый год: ведь Пасхальная охота и Ночь костров[11] – самые любимые мои события в году. Забавно все же, что сильнее оседает в памяти. Мне так нравилось там бывать! Я так любила эти возбужденные личики деток, азартно ищущих шоколадные яйца, эти сверкающие под шерстяными шапочками глаза, когда ребятишки выписывали в воздухе свои имена искристыми бенгальскими огнями! Я подходила к ним поближе, на какой-то миг даже представляла, что там веселятся мои дети.