– О, Господи! … нет… снова… убей… – по щекам калеки градом катились слезы. – Лучше убей меня!!!
Барон едва удостоил его взглядом, в его глазах сверкнуло бешенство.
– Заткнись! – прошипел он. – Мы еще не закончили.
Палач нетерпеливо переминался с ноги на ногу, перекидывая топор из одной руки в другую. По его лицу было видно, что не будь меня здесь – бедняга уже давно лишился бы и второй ноги.
– В чем его вина? – спросил я тем голосом, которым зачитывал приговор. Я видел как пошатнулась барон. Отступив на пол шага назад он резко вскинул голову и встретился со мной взглядом. И глядя в эти пылающие ненавистью глаза я понял, что победить в этой схватке мне будет нелегко.
– Этот человек обвиняется в том… – голос слегка дрогнул, но барон тотчас же взял себя в руки и продолжил ровно и твердо, – Он обвиняется в похищении баронессы Трим, моей дочери… – Эти слова словно-бы лишили барона сил, его взгляд потух, руки как плети свисали вдоль тела.
Несколько минут назад, глядя на этого самоуверенного, яростного человека, я ни за что бы не подумал, что он способен любить. Теперь, присмотревшись к нему я понял, что ошибался. Ярость и гнев – вот основные эмоции барона, и любил он также – яростно и самоотверженно.
Подумав, что мы закончили, палач сделал было шаг по направлению к калеке, однако я преградил ему путь.
– Выйди! – приказал я, и палач пятясь покинул комнату провожаемый удивленным взглядом барона. – А теперь поговорим!
Калека перестал кричать и теперь сидел подтянув ноги к животу. Из его полуоткрытого рта свисала тонкая струйка слюны. Он спал. Какое-то время мы с бароном стояли глядя друг другу в глаза. Затем Трим едва заметно кивнул.
Я хорошо помню, как мне хотелось есть. Желудок прилип к позвоночнику и отзывался на каждое движение ноющей болью. Мое лицо осунулось и стало напоминать обтянутый кожей череп. Руки покрылись ссадинами и царапинами, но стали менее чуствительными. При моем образе жизни это пришлось очень кстати.
Первые несколько месяцев выдались самыми тяжелыми. Адаптироваться к жизни на улице было весьма не просто. Несколько дней я слонялся поблизости от монастыря, надеясь, что все произошедшее лишь досадная оплошность. Убедившись, что ошибки не было, я попытался пристроиться к ватаге ребятишек орудовавших поблизости. Их вожак, мальчишка лет десяти, называвший себя Даном, долго рассматривал меня, затем отрицательно замотал головой.
– Почему? – спросил я тогда.
– При нашем образе жизни, стоит быстро бегать, а не хромать, – ответил Дан.
Спустя какое-то время я понял его правоту.