Бильярдная киевского клуба ничуть не уступала петроградскому: великолепные шары слоновой кости, привезенные из Лондона столы, кии, вышколенные маркеры. Что же касается ресторана, то тут киевляне, по единодушному мнению киевского клуба, значительно превзошли петроградцев буквально во всем. Такого шеф-повара, как Додоныч, в Петрограде никогда не было. Маг! Волшебник! Взять хотя бы страсбургский паштет, который, как известно, приготовляется из гусиных печенок, трюфелей, шампиньонов, куриных грудок и телячьих мозгов. Ведь Додоныч, помимо прочих ингредиентов, душу в него вкладывает. Далеко петербургскому паштету до киевского! И вкус не тот, и аромат, и нежность. Без страсти делают, без полета.
А с винами в ресторане Петроградского яхт-клуба вообще поступали по-варварски.
«Каждый порядочный человек знает,— говорил как-то Кочубей,— что рейнские и иные белые вина должны подаваться к столу на десять градусов ниже комнатной температуры. Это же общеизвестно. Для красных бургондских — идеальная температура двенадцать-тринадцать градусов, для бордоских — шестнадцать-семнадцать, для шампанского — температура тающего льда. Известно? Известно. Всем, кроме петроградского Императорского яхт-клуба. Мне там ни разу не подавали вина соответствующей температуры».
Родзаевский обычно предпочитал водки и настойки. Но он мог засвидетельствовать справедливость этих слов. К винам в Петроградском яхт-клубе относились достаточно небрежно. Даже шато-лафит лучшего для вин года— 1865-го, который они как-то пили вместе с месье Филиппом, и тот отдавал жестью и был на просвет мутноват. Да, в Киеве, конечно, подобных вещей себе бы никогда не позволили.
К сожалению, мировая война и революция нанесли невосполнимый ущерб и винному погребу яхт-клуба, и его кухне.
Но тем не менее шеф-повар ресторана все-таки старался не ударить лицом в грязь.
Здесь по-прежнему, как в старые добрые времена, можно было полакомиться великолепной кулебякой в шесть, а то и в восемь ярусов, посмаковать раковый благоухающий суп, селянку из почек с растегайчиками. А для членов правления яхт-клуба в подвале всегда находилось несколько бутылок Иоганнесбергера, Штейнбергера, Шабли, Шато-Марго или Шато-ла-тура.
В тот вечер Николай Викентьевич беседовал с репортером Гришуком, самым осведомленным человеком в Киеве, пытаясь выведать у него биржевые новости. Играл в бильярд с Жоржем Спириденко, проиграл, разумеется. А затем ужинал в отдельном кабинете с князем Кочубеем, который так же, как и он, был весьма озабочен продажей недвижимости и не без юмора декламировал Пушкина: «Богат и славен Кочубей...» Увы, богатство князя находилось под угрозой.