«Перстень, который враги масонства обычно именуют «Кольцом Сатаны» или «Перстнем Люцифера», сами вольные каменщики, которые, как мне представляется, весьма склонны к театральщине и охотно верят в любые мистические сказки, предпочитают называть «Кольцом власти», «Перстнем пророка» или «Перстнем Бэкона»,— писал в своих показаниях Ковильян-Корзухин.— По преданию,— а история масонства вся состоит из одних романтических преданий,— этот перстень с изображением золотого циркуля и треугольным красным бриллиантом в платиновой окантовке с надписью на латинском языке: «Братская любовь, равенство, верность» (он у меня изъят при личном обыске), принадлежал некогда «великому пророку» Нострадамусу. После смерти Нострадамуса он якобы оказался у известного философа, ученого и государственного деятеля Френсиса Бэкона, который в конце XVI — начале XVII века был императором Ордена розенкрейцеров.
Считалось, что перстень исцеляет от различных болезней, наделяет мудростью, даром предвидения. Но главное заключалось в том, что перстень давал непререкаемую власть. Указания владельца перстня были обязательны для каждого масона.
Узнав от Краули о «Перстне Люцифера», я шутливо заметил, что подобная штука очень облегчила бы мне осуществление одной акции. Краули воспринял мои слова вполне серьезно. Не пытаясь узнать, какую именно акцию я имею в виду, он сказал, что всегда платил по векселям и не привык забывать оказанных ему услуг. Оказалось, что «Перстень Люцифера» вот уже несколько лет как принадлежит некоему Сивару Йёргенсону, хранителю Стокгольмской галереи портретов знаменитых масонов. По словам Краули, он давно и хорошо знал Йёргенсона. Краули взялся помочь мне заполучить перстень. Однако, он переоценил свое влияние на Йёргенсона. Когда в начале сентября я в Стокгольме встретился с Йёргенсоном, тот отказался отдать мне эту реликвию масонства.
Пытаясь заинтересовать его, я в общих чертах рассказал о своих замыслах и обещал ему полтора процента от выручки, что составляло весьма большую сумму. Но убедить его мне так и не удалось. Тем не менее перстнем я все же завладел,— писал Корзухин, умалчивая о том, что несговорчивость Йёргенсона стоила ему жизни.— К тому времени граф Д. И. Толстой, от которого я намеревался получить сведения о спрятанных Ф. Ф. Юсуповым в Петрограде коллекциях и других собраниях, помещенных Толстым в тайные хранилища императорского Эрмитажа (картины графини Паниной и др.), находился в Киеве. Я тщательно готовился к поездке в Киев. Помимо «Перстня Люцифера», я запасся подложным письменным согласием Ф. Ф. Юсупова на безоговорочную передачу мне «в высших интересах» всех его коллекций. Краули, который некогда создал в Киеве и Гельсингфорсе «почтовые ящики», используя свои связи среди масонов, оказал мне в Киеве определенное содействие. Он известил о моем приезде Н. В. Родзаевского, блюстителя храма киевской ложи, и еще двух масонов, которые должны были мне безоговорочно во всем оказывать содействие. Однако никого из них я в Киеве не застал. В квартире Родзаевского, к которому по согласованию с Краули я должен был явиться в первый день приезда в Киев, меня встретил подполковник Петров-Скорин (этого человека я знаю только под таким именем). Представившись кузеном Родзаевского и членом Киевской ложи, он сказал, что Родзаевский вынужден был неожиданно уехать, переадресовав ему полученное задание. Что он, Петров-Скорин, не пожалеет жизни, чтобы выполнить в интересах братства любое мое поручение. Письмо Родзаевского, которое он мне вручил, полностью подтверждало его слова. Родзаевский писал, что Петрову-Скорину можно во всем безоговорочно доверять, что, несмотря на некоторую склонность к горячительным напиткам, это исключительно надежный и мужественный человек. Не могу сказать, что Петров-Скорин произвел на меня столь благоприятное впечатление, хотя у меня и не возникло подозрения, что он агент ВЧК, но выбора не было.