|
| People seek the terrible in words, in cries, in gestures. | Люди ищут ужасного в словах, в криках, в жестах. |
| Well, now, for example, I am reading a description of some pogrom or of a slaughter in jail, or of a riot being put down. | Ну вот, например, читаю я описание какого-нибудь погрома, или избиения в тюрьме, или усмирения. |
| Of course, the policemen are described, these servants of arbitrariness, these lifeguards of contemporaneousness, striding up to their knees in blood, or how else do they write in such cases? | Конечно, описываются городовые, эти слуги произвола, эти опричники современности, шагающие по колено в крови, или как там еще пишут в этих случаях? |
| Of course, it is revolting and it hurts, and is disgusting, but all this is felt by the mind, and not the heart. | Конечно, возмутительно, и больно, и противно, но все это - умом, а не сердцем. |
| But here I am walking along Lebyazhia Street, and see that a crowd has collected, a girl of five years in the centre- she has lagged behind the mother and has strayed, or it may be that the mother had abandoned her. | Но вот я иду утром по Лебяжьей улице, вижу -собралась толпа, в середине девочка пяти лет, -оказывается, отстала от матери и заблудилась, или, быть может, мать ее бросила. |
| And before the girl, squatting down on his heels, is a roundsman. | А перед девочкой на корточках городовой. |
| He is interrogating her, how she is called, and where is she from, and how do they call papa, and how do they call mamma. | Расспрашивает, как ее зовут, да откуда, да как зовут папу, да как зовут маму. |
| He has broken out into sweat, the poor fellow, from the effort, the cap is at the back of his neck, the whiskered face is such a kindly and woeful and helpless one, while the voice is gentle, so gentle. | Вспотел, бедный, от усилия, шапка на затылке, огромное усатое лицо такое доброе, и жалкое, и беспомощное, а голос ласковый-преласковый. |
| At last, what do you think? | Наконец, что вы думаете? |