Но в мастерской Санты по-прежнему неурядицы. В районе полудня Пенни превращается в «расстроенного» клиента. Это положение маятника выражается в ее уверенности: все снимки «не совсем хороши». А значит, что мы снимаем каждый комплект украшений с тремя разными блузками и двумя разными прическами, только чтобы удостовериться, что мы все «покрыли». Весь остаток дня Марко вычищает у меня из носа запекшуюся кровь (визажисты то и дело играют роль «мамочки»: убирают всякие каки из глаз, достают пищу из зубов и утирают носы, но можете мне поверить, нет ничего унизительнее, когда вам ковыряют в носу в присутствии восьми человек, в одного из которых вы по уши влюблены). Что самое худшее, шесть часов подряд мы слушаем одну и ту же подборку рождественских песен.
Все плохо, но это совершенно неважно. Все равно я на седьмом небе, и каждый раз, когда Кип ухмыляется или подмигивает — нет, каждый раз, когда он просто на меня смотрит, — я воспаряю еще выше. Марко приходится чуть сбавить румянец, и глаза у меня блестят слишком сильно, потому что впервые за все время работы моделью я смотрю в объектив и чувствую то, что обычно притворное: я энергична. Кокетлива. Довольна, как кошка.
Когда съемки кончаются, я знаю, чего хочу, и готова ждать вечно. Я возвращаюсь в гримерку и звоню Сэм, чтобы отчитаться о своем дне. Я завариваю чай. Я медленно снимаю лак, хотя он обычного нейтрального тона. Я чищу зубы. Я полощу горло. К тому времени как я возвращаюсь на площадку в своей розовой мини (теперь с более подходящим белым топом), играет Луис Армстронг. Вокруг суетятся два ассистента: задувают свечи, снимают украшения, раскатывают медвежий коврик. Кип сидит за своим столом и просматривает стопку писем. Все остальные ушли.
Я подхожу к елке. Ее ветки за день расправились.
— Лучше ее не убирайте, — говорю я, вдыхая аромат мягких игл. — Так хорошо пахнет!
— Да неужели? — Кип подходит ко мне так близко, что я ловлю другой аромат: сандаловое дерево и чуть-чуть специй. Когда он касается ветки, его пальцы слегка задевают мои. — Может, и не стану, — говорит он и отворачивается, осматривая комнату. — Все равно ребят пора отпускать — пятница.
Я улыбаюсь: да, гони их всех домой!
— Рад был вас снова увидеть, Эмили.
Кип пожимает мне руку, возвращается к столу и с головой погружается в почту.
Рукопожатие? Я несусь к метро, топая так громко, насколько это возможно резиновыми подошвами. Рукопожатие? Он что, больной? Сначала флиртует в отделе поэзии. Потом дарит книгу. Потом заказывает меня на съемки. А потом… жмет руку? Джордан говорит, что ни один мужчина не будет покупать девушке дорогой подарок, если он не хочет с ней переспать. Пикси говорит, что мужчины постарше любят ухаживать долго. Кейт согласна и с той, и с другой. А он… пожал мне руку?..