Слыша этот плач, Лиля начинала плакать и сама.
– Мы ему безразличны, – с невыносимой горестью говорила она. – Если бы я видела, что мы ему хоть капельку нужны! Но нет же этого, нет…
Иван успокаивал ее, но возразить ему было нечего. Ужас болезни, о которой он раньше не знал ничего, а теперь узнал, кажется, все, что было возможно узнать по-русски и по-английски, заключался именно в том, что ребенок не мог существовать на волне других людей. Не мог самостоятельно учиться чему бы то ни было ни у кого, в том числе и у родителей, потому что ни на кого не мог настроиться.
– Он не может, значит, вы должны настроиться на него, – объяснила врач в Центре на улице Кашенкин Луг. – Это кропотливое, однообразное усилие, но если вам не безразличен ваш ребенок, то альтернативы нет.
Что альтернативы нет, Иван понимал и сам. И довольно быстро выяснилось, что на усилие такого рода никто, кроме него, не способен. О том, чтобы найти няню для аутиста, и речи быть не могло, Лиля плакала, родители выдерживали день-два, не больше… А главное, Вадька позволял настраиваться на свою волну только папе. Не то чтобы он выказывал какие-либо признаки любви к Ивану – точно так же не смотрел в глаза ему, как и всем остальным, точно так же не отвечал на его вопросы, – но по крайней мере готов был повторять за ним несложные движения, звуки, слова, не плакал, когда Иван водил его гулять и на занятия…
– Что нам делать, Ваня? – сказала Лиля. – Тебе решать.
А что тут было решать? Иван ушел с работы и стал заниматься только Вадькой. Не сказать, чтобы это далось ему легко, но альтернативы в самом деле не было. Объективно не было.
Лиля работала как проклятая, денег было достаточно. Чтобы возить Вадьку на занятия, купили машину. Через несколько лет продали квартирку в бывшем бараке на Соколе и купили трехкомнатную возле Ботанического сада; Лиле дали ссуду на работе. Теперь можно было ходить на занятия в Центр пешком. Правда, это оказалось непросто: Вадька панически боялся шумной улицы. Но Иван знал, что через месяц-другой его ежедневных усилий Вадька привыкнет; так оно и вышло.
Да, такими временными единицами он теперь оперировал: месяц-другой на освоение одного навыка, полгода-год – другого… Он понимал, что такое осознание им времени – выморочное, неправильное. Иногда ему казалось даже, что близкие – Лиля, родители, сестра – смотрят на него с ужасом. Но в том мире, в котором жил Вадька и в который Иван был поэтому погружен, время шло именно так, и он привык. Ко всему привыкаешь.