– Надежда Федоровна, мы же с вами договорились.
– Не договаривалась я с тобой!
– Мы договорились, – повторил он, – что вы подпишете разрешение на то, чтобы Таня жила у нас.
– Не договаривалась я!
У него упорство было холодное, как лед, а у матери жгучее, как крапива, но это было неважно. Как только Танька услышала ее голос, то и увидела ее сразу, яснее, чем наяву, всю, с острым ее носиком и бесцветными волосами, стянутыми в хвост, и сразу же поняла, чем кончится.
Ноги у нее подкосились, она села на пол под дверью кухни.
– Вы же пообещали, что не будете препятствовать, – вступила в разговор Евгения Вениаминовна. – Ну подумайте сами, Надежда Федоровна…
– Ничего я никому не обещала! А вас вообще в глаза не видела! – отбрила мать. – Подумала уже. Нечего Таньке!.. Моя она! Понятно вам? Кровь моя!
– При чем тут кровь?
Танька будто увидела, как Левертов поморщился.
– При том! Я ее что, для того растила, ночей не спала, чтоб она вам тут прислуживала? А мне чтоб на старости воды подать некому было?!
– Она никому здесь не прислуживает. – В голосе Евгении Вениаминовны не слышалось даже обиды, только изумление. Не видала она таких, конечно. – А подаст она или не подаст вам воду в старости, зависит только от вас.
Дверь открылась и закрылась снова. Левертов вышел из кухни в коридор и присел на корточки рядом с Танькой.
– Зачем ты к ней ездил?
Она выговорила это с трудом, хоть горло у нее уже не болело. И закрыла глаза, чтобы его не видеть.
– Нельзя было ей не сказать.
Не было смысла жмуриться. Все равно она видела его каким-то другим способом, не глазами.
– Можно!
Танька замотала головой, и слезы брызнули из ее глаз веером.
– Нельзя, – повторил он. – Я же юрист, знаю.
– А хоть адрес ей не давать – тоже нельзя было?
Танька хотела проговорить это со злостью, но вышло с тоской. Хорошо еще, что вообще проговорила, а не провыла, как собака над покойником.
– Она твердо пообещала, что приедет в Москву, как только получит дубликат твоего свидетельства о рождении, и мы с ней подпишем…
– Пообещала!.. – с той же воющей тоской перебила Танька. – Да она слова такого не знает! Сегодня пообещала – завтра передумала. И не понимает даже, что тут такого.
Она хотела рассказать, как мать в январе пообещала, что если Танька будет с ней вместе мыть подъезды, то она даст денег на поездку в Петербург, а в мае сказала, что деньги на еду нужны и нечего зря туда-сюда мотаться, и ни рубля не дала, хоть у Таньки все руки распухли от чертовой мокрой тряпки, и разве б она стала ради какой-то паршивой еды так надрываться? Правда, поездка в Петербург все равно не состоялась: наверное, многим из класса сказали то же самое. Танька хотела рассказать это, но не смогла – уткнулась лицом в колени и затряслась, как в лихорадке.