— Да, правда.
— О, ты уедешь в Ромею с богатыми подарками.
— Нет, Азад. Не нужно подарков. И я не уеду в Ромею, — спокойно сказал Спонтэсцил.
Бавендид младший удивленно заморгал, но сейчас же справился с собой и сказал спокойно:
— Такой славный воин, как ты, Анастасий, будет в почете и здесь, в Эраншахре. — Азад сделал паузу. — Но почему ты решил не возвращаться? У тебя есть враги?
— У меня не бывает врагов, Азад, по крайней мере живых. — Спонтэсцил потянулся к узкогорлому кувшину и сам налил вина. — Я младший в роде, как и ты, но живы отец и братья, и уже не осталось у нас ни земель, ни кораблей. Самое большое, на что я могу рассчитывать, это стать центурионом и нести службу у границ империи, пока аварская стрела или славянский меч не найдут меня. Жизнь воина кончается всегда одинаково. А слава непрочна и изменчива. — Спонтэсцил взял чашу, поднес к губам, из-за края ее испытующе смотрел на арийца.
У младшего Бавендида было непроницаемое лицо.
— Любое твое желание, друг мой Анастасий, будет выполнено. Я обещаю это, — ровным, спокойным голосом сказал Азад.
— Благодарю тебя. Я не сомневался в этом. — Спонтэсцил задумчиво поглядел в свою чашу, потом поднял голову. — Я попрошу не очень много.
— Я весь — внимание, Анастасий.
Спонтэсцил задумчиво смотрел в красный от ковров сумрак, вертел в руках чеканную чашу.
Колебалось желтое пламя светильников, и в тишине было слышно лишь дыхание застывших в нишах рабов…
Дул ветер с Малой Невы и гнал облака. И было безлюдно на Большом проспекте Петроградской стороны.
Лицо Тани, озабоченное и ласковое, было обращено к Борисову.
— Валя, мне кажется, вы совсем не здесь, — сказала она.
Борисов не ответил. Он еще вглядывался в красноватый от ковров сумрак покоя младшего Бавендида Азада.
— Уже близко. Вон подъезд, — сказала Таня, легким жестом руки указав на противоположную сторону проспекта.
На лестничной площадке Борисов заколебался.
— Может, мне не нужно идти? Неудобно как-то, — сказал он, чувствуя усталость.
— Ничего неудобного нет. — Таня отперла дверь, взяла Борисова за руку. — Осторожно, здесь три ступеньки вниз.
Он неуверенно сошел по этим ступенькам. Таня отпустила его руку, отошла, и долгое мгновение он стоял в темноте, испытывая чувство скованности и тревоги.
Свет вспыхнул неожиданно. Борисов огляделся в маленькой прихожей, напоминавшей перекошенный спичечный коробок, поставленный на торец; стены вместо обоев были покрыты соломенными циновками. У самых дверей висела фотография большой лающей лохматой собаки, под прямоугольным зеркалом стоял еловый некрашеный столик. Вместо абажура на лампе под потолком была перевернутая плетеная корзина.