Забыла сказать про цвет лица; я вся бело-розовая, кожа тонкая, на висках даже просвечивают вены, и по обеим сторонам рта, особенно слева. У правого глаза на виске у меня родинка, а другая, совсем маленькая, на левой щеке внизу, там, где кожа бархатистая.
Что за фантазия – себя описывать? <…> Следует добавить, что у меня очень красивая походка. <…>
Суббота, 31 октября 1874 года
<…>
По дороге мы с тетей увидели две прекрасные вазы саксонского фарфора.
– Давай купим, – говорю я.
– А деньги?
– Поедем в Монако и выиграем.
Сказано – сделано, около пяти мы были на вокзале, а через полчаса в казино. По дороге я жалела, что поехала. <…>
Я села рядом с тетей, и она за меня ставила. Я играла на то, что выигрывала, так что много сорвать не могла. И все-таки добыла 55 франков, не рискнув ни одним су.
<…>
Четверг, 19 ноября 1874 года
<…> В конечном счете я ненавижу Ниццу, фу, мерзкий город, мерзкие люди!
И все же видел бы кто-нибудь, как горько я вчера плакала, пока не заснула! И было с чего. <…>
Может быть, кто-нибудь надо мной посмеется и скажет, что все эти горести просто смешны… Жалкие люди! Пускай бы испытали, что я испытываю, вот тогда бы они мне поверили. Нет, никому, никому из тех, у кого есть самолюбие, я не пожелаю очутиться на нашем месте, потому что Бог, которому ведомо, какая это страшная пытка и какое непрестанное унижение, наказал бы меня за это.
А почему это так, Господи! Только проклятая тяжба, и ничего больше, но это же не преступление. Почему все стараются нас избегать?
Сегодня мы проходили по набережной Массена, и… <…> навстречу нам шли две выскочки – мама часто встречала их у г-жи Ховард, ну вот она и посмотрела на них, улыбнулась и хотела поздороваться, но эти чудовища смотрели прямо перед собой и отвернулись, а мама, опасаясь меня расстроить, сделала вид, будто и не собиралась здороваться, и насильно продолжала улыбаться жалкой улыбкой, притворяясь, что рассматривает лавки. <…>
Пятница, 27 ноября 1874 года
<…>
Вечером неприятная сцена. Явилась Анна, любовница Жоржа, и закатила здесь скандал уж не знаю по какому гнусному поводу, и говорила такие дерзости, что тетя послала за мамой, а мама получила свою долю и сбежала. А потом я выложила Анне все начистоту, не стесняясь в выражениях.
<…>
Хочется лечь и никого не видеть, убежать, даже умереть.
<…>
Несчастная я, надо мной тяготеет проклятие. <…>
Жалкая, про́клятая, отверженная еще до того, как выросла, униженная еще до того, как у меня появилось самолюбие. <…>
Среда, 2 декабря 1874 года
<…> Как сказал маме не знаю уж кто, поведение ее сына таково, что на этих днях префект пришлет ей на этот счет официальное предостережение.