Г-жа де Музе уже была у него утром и рассказала об итальянке с наилучшими рекомендациями: родные, дескать, хотят знать, может ли она рассчитывать на будущее в смысле музыки. Г-н Вартель сказал, что примет нас завтра, с трудом его уломали прослушать меня сегодня в четыре. Приехали в три. Нас впустили в прихожую; хотим пройти, но слуга преграждает нам дорогу и не пускает, пока ему не сказали, что это дамы, которых ждет г-н Вартель. Нас вводят в маленькую гостиную, примыкающую к той комнате, где сидит преподаватель, – у него сейчас урок.
Входит какой-то молодой человек и говорит:
– Сударыня, уговор был на четыре часа.
– Конечно, сударь, но позвольте уж этой юной особе послушать.
– Разумеется.
Целый час слушаем пение какой-то англичанки: голос безобразный, зато школа! Я никогда не слышала, чтобы так пели.
С негодованием вспоминаю Фачотти, Фости, Кресчи.
Стены гостиной увешаны сплошь портретами самых знаменитых и великих певцов с самыми дружескими дарственными надписями.
Наконец часы бьют четыре, англичанка уходит. Я чувствую, что дрожу, у меня слабеют силы. Вартель жестом приглашает меня войти.
Я не понимаю.
– Входите же, барышня, входите, – произносит он.
Вхожу, следом за мной обе мои покровительницы, но я прошу их вернуться в маленькую гостиную, потому что при них я стесняюсь, а мне и без того страшно.
Вартель очень старый, а аккомпаниатор довольно молод.
– Вы читаете ноты?
– Да, сударь.
– Что вы можете спеть?
– Ничего, сударь, но я спою гамму или вокализ.
– Г-н такой-то, возьмите один из вокализов! Какой у вас голос? Сопрано?
– Нет, сударь, контральто.
– Поглядим. <…>
Набрасываюсь на вокализ, сперва дрожа, потом со злостью, а под конец уже с удовольствием. <…>
– Ну, – изрек Вартель, – у вас скорее меццо-сопрано. Ваш голос еще станет выше.
– Что скажете, г-н Вартель? – спросили дамы, входя в комнату.
– Скажу, что голос есть, но знаете, нужно много работать. Голос совсем молодой, он будет расти, развиваться вместе с барышней. Материал есть, орган есть, нужно работать.
– Вы полагаете, господин Вартель, это имеет смысл?
– Да, да, нужно работать.
– А голос хорош? – спросила г-жа де Музе.
– Будет хорош, – отвечал он спокойно, с равнодушным и сдержанным видом, – но надо его развить, поставить, обработать, а это большой труд.
– Но в конечном счете это имеет смысл?
– Да, да, нужно работать!
– Я плохо пела, – сказала я наконец. – Я так боялась!
– Ну, барышня, нужно привыкать, нужно преодолеть этот страх: на сцене он будет очень некстати.
Но я была в восторге от всего, что он сказал: для бедной девицы, от которой ему не приходится ждать никакой выгоды, это очень много. Я привыкла к лести, и этот суровый, наставительный тон обдал меня холодом, но я сразу же поняла, что Вартель доволен. Он сказал: «Нужно работать, голос хорош» – это уже очень много. <…>