Ничего нет ужаснее спутника, которому скучно все, что вас занимает. Тетя торопилась, скучала, ворчала. Правда, мы ходили по залам два часа. Очень интересно в историческом музее миниатюрных статуй; там есть еще старинные гравюры и миниатюрные портреты. Я это обожаю. Обожаю эти портреты: гляжу на них и в воображении пускаюсь в немыслимые путешествия, переношусь в любые эпохи, выдумываю характеры, приключения, драмы… Но довольно об этом.
Далее картины.
Нынешние времена – самые подходящие для приближения живописи к совершенству, искусства к идеалу.
Вначале были грубые линии, слишком яркие цвета, дурно сочетавшиеся между собой; под конец все свелось к мягкости, приближающейся уже к неразберихе. Что бы ни говорили и ни кричали, верного уподобления природе еще не было. Нужно закрыть глаза на все, что было между искусством, предшествовавшим великой эпохе, и современным искусством[52], и изучать только их.
Первое – это грубость, ослепительные цвета, резкие линии. Второе – мягкость, краски, словно перетекающие одна в другую и теряющие от этого в выразительности.
Теперь хорошо бы, так сказать, кончиком кисти снять слишком яркие краски со старых картин и перенести их на блеклые современные. Тогда получится совершенство. Есть еще совсем новый вид живописи, который состоит в том, чтобы писать пятнами. Это огромное заблуждение, хотя таким образом достигается некоторый эффект. В новых картинах не скомпонованы реальные предметы, такие как предметы обстановки и дома или церкви. Пренебрегают отделкой подробностей, и получается какая-то развращенность линий, все как бы чрезмерно растушевано (хотя растушевкой вовсе не пользуются); поэтому фигуры почти не выделяются и выглядят такими же безжизненными, как вещи, которыми они окружены, а вещам не хватает отчетливости; они расположены как-то случайно, им недостает неподвижности.
Что ж, моя милая, раз уж ты так ясно понимаешь, что именно нужно для полного совершенства… Не беспокойтесь, я буду работать, а главное – у меня получится!
Вернулась невероятно усталая; купила еще тридцать два томика английских книг, некоторые из них – переводы лучших немецких писателей.
– И здесь уже целая библиотека! – в ужасе возопила тетя.
Чем больше читаю, тем больше тянет к чтению, чем больше узнаю, тем больше обнаруживаю неизвестного. Я это говорю не в подражание древнему мудрецу. Я чувствую то, что говорю.
Я как Фауст. Сижу перед старинным немецким бюро, вокруг книги, тетради, свитки…
Где черт? Где Маргарита?[53] Увы, черт всегда при мне: моя сумасшедшая суетность – вот мой черт. Ох уж это ничем не оправданное честолюбие!