Несомненно добр, но невыносимо надоедлив. <…>
Воскресенье, 20 августа (8 августа) 1876 года
<…> На родине мне хорошо: все знают меня или моих родных; в положении моем никакой двусмысленности, чувствую себя и дышу свободно. Но жить здесь я не хотела бы, нет, нет!
Сегодня утром в шесть приезжаем в Полтаву. На вокзале никого.
Еду в гостиницу, пишу письмо, намеренно резкое:
«Приехала в Полтаву, но не нашла даже экипажа. Приезжайте немедленно, жду вас к полудню. Правду сказать, меня принимают не слишком любезно.
Мария Башкирцева».
Едва отправила письмо, как в комнату ворвался отец, и я с благородной томностью бросилась к нему в объятия. Первым делом он поспешил меня оглядеть и явно остался доволен моей внешностью.
– Какая ты высокая! Право, не ожидал! И красавица – да-да, ей-богу, очень мила.
– Так-то вы меня встречаете? Даже кареты не прислали! Вы получили мое письмо?
– Нет, зато получил телеграмму и сразу помчался. Я надеялся поспеть к поезду, вот – весь в пыли. Для скорости я скакал на тройке молодого Эристова[60].
– А я написала вам недурное письмецо.
– В том же роде, что телеграмма?
– Пожалуй.
– Ну что ж, прекрасно!
– Такой я человек: привыкла, чтобы за мною ухаживали.
– Я сам такой, и вдобавок признаться, капризен как черт.
– А я как два черта.
– Привыкла, что все за тобой бегают следом, как собачки!
– Я и хочу, чтобы бегали, иначе со мной нельзя!
– Ну уж, я так не стану!
– Не хотите – как хотите.
– Ну, не надо со мной как с почтенным папашей! Я бонвиван, я молодой человек, пойми!
– Прекрасно, что же лучше.
– Я не один приехал, со мной князь Мишель Эристов и Поль Гарпинченко[61], твой двоюродный брат.
– Зовите их сюда!
Эристов – законченный хлыщ, маленького роста, занятный, но противный и смехотворный: кланяется низко, утонул в панталонах, которые у него в три раза шире, чем требуется, и в воротничке до ушей.
Второго зовут Паша; фамилия у него слишком трудная. Это крепкий парень богатырского сложения, волосы у него светло-каштановые, он хорошо выбрит и на вид очень русский, бесхитростный, прямой, серьезный, симпатичный, но молчаливый и очень почему-то озабоченный.
Моего появления ждали с огромным любопытством. Отец очарован. Мой рост привел его в восторг; как человеку тщеславному, ему лестно меня демонстрировать.
Мы были готовы, но пришлось подождать слуг и багаж, чтобы кортеж наш выглядел внушительнее. Карета, запряженная четверкой лошадей, коляска и дрожки с откидным верхом, запряженные безумной тройкой коротышки-князя.
Мой родитель удовлетворенно на меня поглядывал и что было сил старался хранить спокойный и даже равнодушный вид.