Я уже вовсю зевал и клевал носом, поэтому диалога не получилось. Сэнди в мгновенье организовала постель, и я отключился, по-моему, раньше, чем голова коснулась подушки. Чуть позже сквозь сон почувствовал тёплые, мягкие руки, которые гладили меня сначала по спине, затем по груди, тщательно обходя рану, а после спустились ниже.
— Сэнди, — пробормотал я через сон. — Не надо. У меня всё равно ни на что сил нет.
— Спи, — еле слышно ответил девушка. — Спи, Стиви, я всё сама сделаю.
Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Посёлок Суэрте. 26 год, 4 месяц 21 число. 07:10
Ночью мне снилась Пасха. Бабушка готовит десятки пышных, вкусных белоголовых куличей, я, как голодный кот, кружусь вокруг них, норовя оторвать хоть кусочек, а она гоняет меня расписным кухонным полотенцем. Это было настолько обидно, что я тут же проснулся. И сразу почувствовал уже настоящий запах свежеиспечённого хлеба. В животе требовательно заурчало, я на удивление легко открыл оба глаза.
Возле кровати, на самодельной деревянной табуретке стояла огромная пивная керамическая кружка, наполненная свежим козьим молоком, а на ней щедрая краюха белого, ароматного хлеба. Картина была настолько привлекательной, что аж слюнки потекли. Я неожиданно легко и энергично встал, протянул руку за горбушкой, и только тогда почувствовал в груди слабый и какой-то неуверенный отголосок вчерашней боли. Повязка была абсолютно чистая, Крови за ночь не выделилось сосем.
Тут же забыв о подживающем ранении, я с удовольствием воздал должное нехитрому деревенскому завтраку. Глотал почти не жуя, казалось, ничего вкуснее не ел в жизни. И хлеб, и молоко закончились слишком быстро. По ощущениям, можно было пару раз повторить.
— Поел что ли, вояка грозный? — раздался весёлый голос Сэнди.
— Ой, спасибо, хозяюшка, — ответил я, сыто отдуваясь. — Теперь можно с голодным бороться.
Я обернулся на голос и удивлённо замер. В дверях стояла Сэнди в обрезанных серых резиновых сапогах поверх тёплых носков, старом линялом фланелевом халате и совершенно по-украински, узлом на голове, повязанном платке и смотрела на меня с хитрой и довольной улыбкой. В руках она держала жестяной эмалированный таз.
— Откуда ты родом? — непроизвольно спросил я.
— Из Оклахомы, а что? — удивлённо ответила девушка.
— Примерно так одевались в деревне, где жила моя бабушка, в России.
— Так ты русский?
Я рассмеялся.
— Что, сразу незаметно?
— Я как-то не задумывалась. Моя бабушка Прасковья была русская. Уехала в Штаты в пятьдесят седьмом, после фестиваля.
Она тяжело поставила ношу на пол и показала рукой на содержимое.