Наима очень помогла мне в эти дни. Она была внимательна, заботлива, и я почти порадовалась, что получила для себя подобную рабыню. Смущало только одно, что прежде Наима принадлежала Сарнай, а уж кому-кому, а первой жене я доверяла меньше всего.
Путь нашего обоза лежал через степи, что постепенно стали еще пустыннее, чем раньше. Я не могла перестать удивляться, что природа оказалась так изменчива. Вспоминала свой город и тенистые рощи с озерами, располагавшиеся рядом, вспоминала море – бесконечную водную гладь – с тоской и умилением. Качаясь в седле, уставшая до изнеможения, я смотрела на окружавшую меня голую степь с редкими кривыми деревцами, голыми и уродливыми, с жалостью и сожалением.
«Неужели здесь все так уныло?» – подумала я, когда в очередной раз пейзаж сменился на более печальный. Теперь под ногами вместо потрескавшейся земли все чаще хрустел песок и перекати-поле пролетали мимо, гонимые ветром, словно забавные полые шары.
А затем вдали показались скалы, и Наима поведала мне, что до дворца Шаккара остался день перехода.
– Что? – удивилась я искренне.
Старая рабыня закивала.
Я же посмотрела вперед. Голые, почти мертвые земли. Камни да кустарники, вот какой оказалась страна принца Шаккара!
Внутри все оборвалось. Я склонилась к рабыне, что шла рядом с моей лошадью, держась с моего позволения за стремя.
– Что будет там, во дворце? – спросила у Наимы.
– Вы скоро увидите, повелительница Майрам! – ответила она и уставилась вперед, на горячую полосу дрожащего воздуха, что, казалось, плыл над землей… или песком, даже не знаю, как точнее назвать почву, что скрипела под нашими ногами.
Шаккар был ко мне внимателен и даже приходил спать, но, лежа в его руках и вдыхая запах мужского тела, я отчего-то все время вспоминала первую жену… Сарнай стояла между нами, незримая и усмехающаяся, смотрела призраком и заставляла меня вспоминать то утро, когда я увидела своего мужа выходящим из шатра воительницы.
«Ты не имеешь права на ревность!» – сказала я себе тогда, но не помогло. Я все равно ревновала, даже понимая, что права Сарнай на Шаккара такие же, как и мои собственные, если не больше. Ведь она была первой, и она главная жена повелителя… и эти отметины на его теле, оставленные ее ногтями, словно говорили мне: «Не забывайся, Майрам, ты не единственная! Я всегда буду главнее в его жизни! Я – первая!»
Помню, что Шаккар в тот вечер пришел ко мне, как всегда. Неудивительно, ведь это была моя ночь, которую я потеряла.
– Мой повелитель, – проговорила краснея, стоя перед принцем и уронив голову, – мне нельзя сегодня принимать тебя!