Она опустила журнал на колени. Обхватив руками затылок, откинула голову на спинку кресла.
Она думала о том, что уже десять лет замужем, а детей нет. Специалисты, к которым они обращались, утверждали, что со здоровьем у пары порядок. Со здоровьем порядок, а зачатия при предусмотренных природой действиях не происходит; вот тебе и вся наука…
В первые годы замужества Наталья ходила в церковь, отстаивала службы, покупала и жгла дорогие свечи. Молилась. Ездила по святым местам, что находились не слишком далеко от города. Ей посчастливилось даже побывать у матушки-настоятельницы монастыря в М. – маленьком городке с большой религиозной славой. Матушка считалась женщиной святой и суровой, добиться приёма стоило машины дров – монастырь топился от дровяных котелен. Наталья оплатила дрова, матушка смилостивилась. Дала целовать крест и ручку, выслушала и посоветовала признаться во всём мужу. «Бог милостив, – сказала матушка, – толцыте, и отверзется…» Наталья покивала, пообещала признаться, и была благословлена. Но, когда она вернулась домой, решимость растаяла, высох платок, которым она утирала в дороге слёзы. И Наталья ничего не рассказала Ивану.
Через несколько дней после этого она пошла к гадалке.
В отличие от благообразной матушки гадалка была вульгарна и завёрнута в многослойные одежды. Повисев тяжёлым лицом над картами, ткнула в одну пальцем:
– Не будет у тебя с мужем детей. Не дано.
Палец был грубый, корявый, с плоским ногтем. Наталью покоробило обращение на «ты». Сердце ухнуло, и категоричность ответа показалась почти нахальством: за её-то деньги могла б и поласковее отказать!..
Упрямство вскинуло в Наталье норовистую голову.
– А нам говорят, всё нормально, – заметила она не без вызова.
Гадалка презрительно сузила глаза:
– Зачем тогда пришла?
– Ну, знаете ли, – задохнулась Наталья, – могли бы всё же хоть надежду мне оставить!..
Встала, уперев руки в стол, и гневно посмотрела на темноликую сверху. Гадалка и глазом не повела. Качнула подбородком:
– За надеждой-то… по чужим людям не ходят!
Больше Наталья ни к кому не обращалась. Ни к святым, ни к гадалкам-грешницам. Скелет вёл себя тихо, больших проблем не доставлял, и, если бы не подозрение, что именно скелет мешает ей стать матерью, на него вообще можно было бы внимания не обращать.
Но подозрение было. И отмахнуться от него у Натальи не получалось.
Скелет представлял собой не какой-то ужасный или постыдный поступок, а эпизод Натальиной юности, последствиями своими до неузнаваемости изменивший её жизнь. В двадцать лет у Натальи случилась аменорея.