До пятнадцати, когда начались месячные, никаких проблем со здоровьем у Натальи не наблюдалось. Она ни разу не была у гинеколога и, чем занимаются такие врачи, представляла смутно. Так что, когда мать привела её к женскому доктору, Наталья пережила минуты стыда, близкого к потрясению. И вот – аменорея…
Седая врач скучливым голосом перечисляла причины, от которых возникает подобный сбой, и почти на все Наталья покачала головой. Ну разве что стресс? Но можно ли в полной мере назвать стрессом то, что месяц назад Наталью сбила машина? Нелепость – она выскочила на встречную, а водитель не успел отвернуть. Она крепко приложилась тогда лбом к асфальту, ударилась боком и рукой, но больше ведь ничего. Действительно ничего: ни сотрясения мозга, ни трещин-переломов, ей выписали мазь от ушибов и отпустили домой…
– Что-то в головном мозге, может, нарушилось, – подумала вслух доктор.
«Резонанс, что ли, по полушариям прошёл?» – захотелось съязвить Наталье, но она, конечно, промолчала. Доктор принялась объяснять последствия: меняется гормональный фон… перестраивается работа всех систем организма… напрочь исчезает детородная функция…
– Будешь принимать витамины. Если не поможет, назначу гормоны, – заключила врач.
И, глядя в расширившиеся Натальины глаза, добавила мягче:
– Надо лечиться… потому что, если всё это не поможет, придётся всю жизнь жить на таблетках.
– Как при удалённой щитовидке? – догадалась Наталья, давно когда-то, краем уха слышавшая про проблемы со щитовидной железой какой-то знакомой матери.
– Как при удалённой щитовидке.
– Значит, я буду инвалидом? – мужественно уточнила Наталья.
– В каком-то смысле да, – кивнула доктор. – Детей зачать не сможешь, вот что…
Как-то поаккуратнее надо было обойтись доктору с впечатлительной Натальей. Но не обошлась: гинекологи не обязаны быть психотерапевтами.
Потянулись месяцы восстановительной терапии. С Натальиным организмом они творили диковинные вещи. И без того не страдавшая избыточным весом, Наталья похудела, превратившись в тень себя самой. С лица сошли краски, а глаза сделались такими большими и беспокойными над острыми скулами, что с одного взгляда наводили на мысль о нездоровье.
Но всё это было полбеды. Настоящей бедой стало то, что у Натальи стал дребезжать и срываться голос, а ведь она уже училась не где-нибудь, а на вокальном отделении вокально-хорового факультета Института культуры. Наталья пела, сколько себя помнила, и всегда мечтала о вокальной карьере. Глубокое, сильное меццо-сопрано, замечательный тембр, убедительный диапазон – по окончании института она обещала стать примой академической филармонии. Не вес, не внешность и не сама, собственно, аменорея, а потеря голоса – вот что стало трагедией для Натальи.