Доминик пристально посмотрел на Иден, на её красивое лицо, в эти золотистые глаза. Он сразу понял, что она старалась прочитать его, узнать секреты, которыми он не был готов поделиться. Доминик не хотел, чтобы его прошлое вызывало сострадание у кого-то, черт, он не хотел этой жалости от неё! Для Иден была только одна роль - в его постели! И ничего больше от неё, всё, только ограничиваясь спальней. Доминик хотел её податливую и гибкую, извивающуюся под ним, его, врезающегося в неё, как сумасшедшему, и в ответ он бы завалил её драгоценностями, и исполнил любую прихоть. Все остальное… не было ничего другого. Слова Лукаса отдались жаром, напоминая Доминику мрачное детство, в котором не было ничего кроме страха и той агонии, даря ребёнку незабываемый опыт.
Детство закалило характер. Вместе со стойкостью пришла ненависть к брату, это чувство взяло его в плен. Доминик хотел мстить ему, забрать всё что было, найти любой способ, чтобы разбить, уничтожить своего младшего брата. Он слишком долго жил этим желанием и с этим ужасным чувством, которое не давало ему покоя. Доминик был готов убить Лукаса за то, что тот рассказал его секрет. С момента вступления в наследство, он предпринял многое, чтобы быть уверенным, что не осталось никакой связи между ним и Шейлой Свенсон. Не только, чтобы гарантировать, что никто и никогда не узнает о пристрастии матери, но и изгнать из себя эти воспоминания. Он неустанно работал над тем чтобы забыть, похоронить и вспоминать о ней только, когда приходят сны. Эти воспоминания - его демоны и стыд, которые они приносят с собой, принадлежали исключительно ему. Он сам должен бороться с ними. Но одно неосторожное, или скорее умышленное слово, брошенное вскользь, от брата, выставило его открытым, уязвимым для единственного человека, который может использовать эту информацию против него, если она решит воспользоваться этим ради свободы. Это неподконтрольно ему, но понимание, что она теперь невысокого мнения о его персоне, раздражало. Это нежелательное напоминание вытащило презрение и свирепую ненависть на поверхность, и теперь она тлела, отдаваясь кислой яростью, желая вырваться наружу.
- Какого черта ты делала возле моего брата? – спросил он, и в голосе открыто звучала ярость - Сбор лиц, желающих убрать общего врага? Или договаривались, когда будете встречаться в следующий раз, после разлуки?
Иден сидела и смотрела на выражение его лица, удивлённая, сотрясающим его гневом, омрачающим черты. Хотя чему тут удивляться, Доминику не нужно было причин, чтобы разозлиться; он никогда не сдерживался, если слетал с катушек.