Это Настоящий «Красный цветок», а не Ци-Гун «99 пальцев» (Роттер, Роттер) - страница 65

Мы постоянно в ночную смену, поэтому надо спать днем. А не спится. Мысли разные лезут в голову.

– Знаешь, – сказал Тайд, – вот мы вроде бы все делаем правильно, а не получается. Не находим того, зачем отправились в такое приключение. А у других получается, вроде как само…

– Они тоже камни ищут?

– Да нет! Вот, к примеру, Корда, фотограф гаванской газеты «Революсьон», весной 1960 года на митинге щелкнул Че Гевару, так, на ходу. Фотографии в редакции забраковали, и они несколько лет провалялись в ящике, пока их случайно не увидел итальянский писатель-коммунист Фельтринелли. Корда отдает ему фото и права на них, портрет команданте Че становится самым тиражируемым изображением ХХ века, а Фельтринелли – миллионером.

– Ну и что здесь плохого?

– Плохого ничего. Я сказал, что Джандакомо Фельтринелли был писателем-коммунистом. Так это не так: к моменту получения фотографии от Корды он был исключен из Итальянской коммунистической партии. Знаешь, за что? За то, что в 1958-м вывез из СССР и опубликовал на Западе роман Пастернака «Доктор Живаго». Пастернаку присудили нобелевку.

– Да, как сокрушался ворошиловский стрелок, Дантес попал, а памятник – Пушкину.

– Ты не понял, хрен с ними, с миллионами, этот Джандакомо, похоже, был правильным пацаном – пытался выкупить Че из боливийского плена, чуть сам не погиб… Но два раза такие штуки одному и тому же человеку. Фантастика!


Темнеет, пора в подземелье…Тайд пошел за Коньком-Горбунком.


Мы по плану отбурили все шпуры, поместили в них заряды, подсоединили запалы. Выбрались из камеры. Укрылись. Тайд нажал на кнопки, отгрохотало…

Со мной что-то происходит. Я, как сомнабула, вышел из своего закуточка и пошел к камере. «Закрываем!» – прокричал откуда-то гнусавый голос. Ладно-ладно, иду. Оркестр заиграл «Killing me softly with his song». Как им удалось сделать так темно. Блики фотовспышек… и в разрезающих темноту вспышках «магния» совсем рядом танцовщицы, как живые фотографии: пабаба-бам-пабабам-бам… «Закрываем!» – прокричал гнусавый голос. Иду-иду, едва переставляя ноги, как в замедленном кино: Левая… Правая рука… Правая… Левая рука… Левая… Правая рука… Правая… Левая…

Га-ах! Он выскочил из мрака камеры, когда я был уже у самого входа. Дикий, упругий. Разбух во все сечение квершлага и потащил меня, потащил, как прибойная волна щепку, сбросил, не останавливаясь, и унесся в темноту…


Тьма густая и жирная, как масло. Маленькое солнце плывет сквозь тьму, тускло желтея. Оно заглядывает в щелочку приоткрытых глаз, тащится за мной, натужно догоняя, подергиваясь – то вверх-вниз, то из стороны в сторону. Ту-тух… ту-тух… постукивают колеса… Моя бедная голова захлебывается тошнотой, отсчитывая их подскоки, и впитывает мозгами боль, как губка воду. Бок и спину холодит железо. Твердое холодное железо высасывает последние силы…