Неотразимой.
Как-то раз, хохоча в лучисто-изумрудной траве заливного луга, Дина засмотрелась в сочное небо июля и неожиданно придумала объяснение для всех своих бледных, умерших и быстро протухших рыб-любовей. Скорее всего, придумала она, в высоком голубом небе, в его дали и глубине, на самом деле живет бог-младенец с косолапыми толстыми ножками, капризный и непоседливый, никогда не взрослеющий бог, имя которому никому не дано узнать. Он сидит в бескрайнем и пустом просторе небес целую вечность, среди целлофановых и шелковых складок морщинистой глыбы облака, рядом с огромной коробкой ничейных елочных игрушек, брошенных возле мусорных контейнеров. Иногда бог-младенец неожиданно и капризно выхватывает из ничейной коробки старинный, усыпанный царапинами синий шар. Или задумчиво выбирает осиротевшую золоченую шишку из советского набора елочных игрушек. Или небольшую прозрачную сосульку. Или синий ковш из хрупкого, тонкого стекла. Или ломкий шар, смастеренный из лампочки. Выхватывает бездумно, от скуки, и тут же со всей силы швыряет куда подальше, куда придется. Некоторые шары разбиваются на две половинки. Некоторые сосульки и шишки, а еще стеклянные снегурки, колокольчики и ковши раскалываются вдребезги, на сотни крошечных зеркальных осколков, которые брызжут в разные стороны заостренными стеклянными каплями. Как уж повезет. Как распорядится случайность. Дина придумала для себя, что если шар разбился на две половинки, а это случается крайне редко, все реже и реже в последнее время, такова уж прихоть вселенной – тогда любовь взаимная. Тогда двое находят друг друга и живут без сомнений. Без дальнейших вороватых поисков, фальшивых надежд, раскаяний и мук. Но чаще, значительно чаще хрупкие елочные игрушки на небесах разбиваются вдребезги на множество крупных и мелких осколков. На множество стеклянных кинжалов, треугольников и запятых. И люди-осколки всю жизнь мечутся между несовершенными и незавершенными любовями. Путают следы друг друга. Путают имена. Некоторые так увлекаются, так забываются в круговороте тухлых безжизненных рыб-любовей, случайных номеров в телефонах, быстро сменяемых тел на простынях, что так и остаются всю жизнь бесполезными и случайными осколками. Способными только бесцельно впиваться в чужую жизнь, оставлять шрамы, причинять боль.
Они встретились в конце октября в бывшем консервном цехе. В полутемном сумеречном пространстве трехэтажного здания из кроваво-красного кирпича с задрапированными черным велюром окнами. Организаторы выставки насытили сизый дребезжащий воздух освежителем с пряными нотками, чтобы забить кишащие здесь запахи сырости, тлена и плесени. Однако упрямый шлейф прошлого пробивался то тут, то там, неожиданно подстерегая гостей и журналистов.