Зюганов. Закрой хлебало, ломовой извозчик! Я вижу тут абсурдом пахнет, страшным сном и, видимо, все мы больны белой горячкой.
Харитонов. Ну, Гена, так скажи же - с кем ты и каков твой план? А чтобы настроение тебе поднять, могу обрадовать: нам удалось в туманном Альбионе Березу БаоБАБа отыскать. Сначала упирался, но его мы убедить сумели (стреляет в воздух) и он, успев собою овладеть, грозится Фактора деньжурой одолеть. Вот чек (достает из кармана бумагу) на мильон эскудо, как видишь, не пожадничал Иуда и ты об этом доложи вождю...
Зюганов. Вы опоздали, назревает хаос и Ильич готовится себя захоронить...
Сталин. О, Фактор, сейчас он будет здесь, а я уже в углу, меня не видно и не слышно...
Голос Берии. Тебе так только кажется, Сосо...Бухарчик тоже думал так, но мы его в распыл пустили, причем из двадцати семи стрельнули мы его последним. Подали, так сказать, его мы на десерт истории...
Голос Ленин. Гурманы хреновы, сейчас из вас состряпают омлет...Какие олухи царя небесного! И это я для них готовил тот переворот, а перед тем жил в шалаше, на Капри от жарищи загибался, чуть не упал с броневика, когда о тезисах апрельских мир оповещал...До сих пор лодыжка ноет, в душе нарыв и вот-вот он разорвется и гной по всей Руси ручьями разольется. Ах, черт, как сотрясает эту люльку, как будто десять тысяч красных латышских стрелков раскачивают Исаакиевский собор... ой-ей, сейчас тут будет что-то пострашней стрелков, похлещи ВЧК и пострашней Кронштадта...А эта пигалица, Надя...необъезженная Каплан, сейчас, наверное, до слез смеется и думает, что вся правда в ее эсеровских словесных испражнениях...А может, она любовью извращенческой ко мне пылает и думает...нет, не думает, а бредит бредовою своею сиволапостью, возвысившись над мулоподобным Жириком и толстозадым Геной? И, быть может, тем более еще, или еще тем более, она меня возлюбит, когда узнает о моем приемчике неброском...Итак, Володя, соберись, отбрось всю ересь ВКП(б), наплюй мокротой гнойно-кровавой на все интернационалы, и желто-коньячной струей своей мочи всех пролетариев святейше окропи...Пусть захлебнутся, если я для них плох и если все меня предали и продали...И я их предаю и, задохнувшись озарением смертельным, я начинаю ор на всю Вселенную, которую я ненавижу лютой ненавистью. И я, раздвинув ребра до последнего винта, кричу, не зная, правда, для кого, и для чего, но все ж кричу: назад меня отправьте, туда, где черви дождевые обитают и корневища трав произрастают, где хладно летом и зимой тепло, где миллиарды до меня легли и впредь туда улягутся сто миллиардов. В землю хочу, я из нее пришел, туда вернусь, назло вам, дуралеи, назло не доеному стаду лошаков, назло центристам, левому крылу, назло олигархам и политическинезрелыммудакам...Я все сказал, на все я наплевал и все предал презренью, остракизму и лучше под землею скисну, чем снова возвращусь к ослицам и ослам...Аминь, да будет земля тебе, Ильич, оренбургской шалью, а сам ты - самоцветным камнем, к которому не зарастет козлиная тропа. Гуд бай, мой ливер, что в банках со спиритом сохранился, гуд бай, мой мозг, который выше всяческих похвал...но, к сожаленью, был востребован чернью, которая сейчас мя унесет в какие-то подземные чертоги на Никольском, а может, и на Пискаревском...А впрочем, пошли вы к черту, олухи и лохи, апостолы и остолопы, я был живее всех живых, теперь я буду всех мертвей...