Серега смотрел на дальнюю сторожевую вышку и на предвечерние отблески незажженного прожектора, висевшего на самой ее верхотуре. И так ему стало тоскливо, что он не удержался от искушения и со всего размаху шибанул головой в стену барака. Аж искры из глаз, но зато словно стакан брома выпил. Однако заснул во злобе и сон такой же приснился. Будто сидят они с Викой на кухне и пьют чай. На газовой плите шебаршит их красный в белый горошек чайник, а на подоконнике туда-сюда мотается кошка Лялька. И вдруг Вика, сделав испуганные глаза, дико уставилась на животное. Серега тоже глянул на кошку и в этот момент Вика, достав из-за спины нож, вероломно ударила им Сереге прямо в сердце. При этом она его как будто даже начала успокаивать: "Это, Сереженька, сейчас самый надежный метод проверки сердца на инфаркт..."
В страхе проснулся и начал хватать ртом воздух и не мог досыта им надышаться.
Освободился он раньше срока: за тихий нрав и ударный труд по производству бельевых прищепок его возлюбило начальство. Недели за две до выхода он заказал в механической мастерской "юбилейную медаль". Латунную, с ободком, все как положено. С гравировкой. На одной стороне крупно "75", а на другой -- "Козыреву И. А. -- молодожену". Очень хотелось подъелдыкнуть отца за то, что тот своей женитьбой лишил Серегу возможности иметь хоть какой-то свой угол.
Получив в каптерке одежду, а в кассе заработанные за четыре года деньги, Козырев отправился на ближайшую железнодорожную станцию. Стояла весна и запахи вольного озона и оживающей земли терпко щекотали ноздри. Он шел среди благодати и слушал песню, которая тихонько выпархивала из портативного приемничка, который висел у него на груди.
Из окна поезда он любовался перламутровыми облаками, пронизанными золотыми иглами восхода. Сердце его на миг возликовало, но тут же от необъяснимой печали опять сникло. "Жизнь, -- вдруг открылось Сереге, -- как эти вздутые облака: поклубится, поклубится и иссякнет..."
Спешил, нервничал, боялся, что не доберется вовремя до отцовского порога. Однако успел. А лучше бы не несся сломя голову. Получился не день рождения Ивана Козырева, а что-то вроде дискуссии в подкомитете ООН по разоружению.
За столом царил сумбур. Подвыпивший старый Козырев никак не мог урезонить своего блудного сына, все время цепляющегося к одноглазой Ларисе Васильевне -- новой жене отца. Пьяно приподнявшись со стула, Серега декларировал:
-- Ни хрена ты, отец, не сечешь, -- от нервности Сергей стал прикуривать не с того конца сигарету. -- Тебя же старого дурня просто облапошили... Помрешь, кому квартира останется?