Он достал бумажник и под столом, чтобы посетители у стойки не видели, извлек оттуда купюру — сто баксов, как я успел разглядеть. Мне стало немного не по себе. Я не понимал, зачем вообще нужно подкупать Бассета, и боялся, что дядя ошибся в нем. Как бы неприятностей на свою голову не нажить.
— Слушайте, Бассет, — произнес Эмброуз, когда тот вернулся и сел за столик. — Я знаю, что дело дохлое, но Уолли был моим братом, и я хочу, чтобы его убийцу поджарили.
— Сделаем, что сможем, — заявил детектив.
— Знаю, что сделаете, но долго вам это расследовать не дадут, так? Я хочу вам помочь и знаю хороший способ. Пара баксов там и сям заставляют петь тех, кто просто так нипочем не споет — ну, вы меня понимаете.
— Что ж, иногда это действительно помогает.
Дядя протянул руку со спрятанной в ладони бумажкой:
— Тогда положите это в карман и примените для пользы дела. Без протокола.
Бассет взял банкноту, взглянул на нее под столом и спрятал в карман, молча и не меняясь в лице.
Они заказали еще по пиву, пока я допивал свою колу.
— Я рассказал парню чистую правду, — проговорил Бассет. — Больше мы ни черта не знаем. Два захода на Кларк-стрит, примерно на полчаса каждый раз, и последняя остановка на Гранд-авеню, где он прихватил бутылки с собой. Десять против одного, что последняя. Выяснить что-то только там можно, но пока нам не удалось.
— А остальное время? — спросил дядя.
— Пьющие бывают двух видов. Первые накачиваются в одном месте, вторые перемещаются. Уоллис Хантер был из бродячих. Вчера вечером он путешествовал четыре часа и в каждом из трех мест, где мы сумели его засечь, сидел примерно тридцать минут, как раз на два-три пива хватит. Если вывести среднее и прибавить сколько-то на ходьбу, заходил он в шесть или семь баров.
— Он только пиво пил?
— В основном. Один бармен не вспомнил, что он заказывал, а на Чикаго-авеню Уоллис Хантер к последнему пиву взял еще виски и четыре бутылки. Это в баре «У Кауфмана», хозяин сам за стойкой стоял. Говорит, Уоллис уже прилично набрался, но не так чтобы до потери сознания, на ногах стойко держался.
— А он кто, этот Кауфман?
— Да никто, в общем, мы, во всяком случае, о нем ничего не знаем. Я спрашивал сотрудников в участке на Чикаго-авеню, и они тоже утверждают, что он чист.
— Ты с ним говорил?
— Ну, душ ему принять не мешало бы, а так все в порядке. Опознал твоего брата по фотографии, когда я его малость тряхнул. Тактика известная: мы, мол, знаем, что он у вас был, и хотим только знать, когда он ушел. Сначала Кауфман заявил, что не видел такого, ну я ему и прокрутил что положено. Уже доказано, говорю, что он находился здесь, скажите, в какое время он отсюда ушел. Тут мой красавец достал очки и раскололся.