— Что это у вас тут? — спросил Бассет.
Мы не заметили, как он появился.
— Присаживайся. — Дядя взял один мячик и всматривался в него, как в кристалл, похоже было, что он вот-вот заплачет. — Расскажи ему, парень! — бросил он, не глядя ни на меня, ни на Бассета.
Я объяснил, откуда принес чемоданчик. Бассет полистал рукописные листки:
— Надо же. На испанском.
— Стихи, похоже, — добавил я. — Папа писал стихи, дядя Эм? По-испански?
Эм кивнул, не сводя глаз с красного шарика.
Из стопки выпала бумажка поменьше, совсем новая, примерно три на четыре дюйма. Печатная форма, заполненная на машинке, внизу подпись черными чернилами. Я стал читать, заглядывая через плечо Бассета. Это была квитанция об уплате ежеквартального взноса, выданная менее двух месяцев назад страховой компанией «Сентрал мьючиал». По страховому полису на имя Уоллиса Хантера.
Я присвистнул, взглянув на сумму. Полис был оформлен на пять тысяч баксов. Под заголовком «Страхование жизни» значилось: «Двойное возмещение». Десять тысяч! Вот тебе и случайное убийство. Имя выгодоприобретателя — миссис Уоллис Хантер.
Бассет кашлянул. Дядя поднял голову, и детектив передал ему квитанцию.
— Теперь у нас есть мотив, — сказал он. — Мне она заявила, что страховки у мужа не было.
— Не сходи с ума, — произнес дядя, прочитав документ. — Мадж не совершала убийства.
— Она выходила куда-то ночью, и у нее был мотив. В обоих случаях она солгала. Извини, Хантер, но…
— Что подать, джентльмены? — спросил подошедший бармен.
— Мама не могла! — воскликнул я, когда он принял заказ и ушел. — У нее есть алиби.
Оба уставились на меня. Дядя Эм вскинул левую бровь.
Рассказывая им о Банни, я ничего не мог прочитать по лицу Бассета. Выслушав меня, он сказал:
— Что ж, возможно. Надо поговорить с этим парнем. Знаешь, где он живет?
— Конечно. — Я продиктовал ему адрес Банни. — Работу он заканчивает в половине второго. Может, сразу домой пойдет, может, нет.
— Ладно, попробую найти его не откладывая, но это алиби не очень надежное. Он друг семьи, а значит, и ее друг. Мог и приврать, чтобы оказать ей услугу.
— Зачем ему это?
Бассет плечами пожал — и так, мол, ясно, зачем.
— Знаете что… — начал я.
— Помолчи, Эд! — велел дядя. — Пойди лучше пройдись, остынь малость. — Он так сжал мне руку, что стало больно. — Иди, я сказал.
Бассет встал, пропуская меня.
Я вышел, зашагал на запад по Гранд-авеню, полез в карман за сигаретой и обнаружил, что держу в руке красный резиновый мячик из чемоданчика. Я стоял у лестницы на эстакаду и таращился на него. Во мне шевелилось смутное воспоминание о человеке, жонглирующем такими же мячиками. Он смеется, мячики сверкают при свете лампы. Происходит это в нашей квартире в Гэри, и я перестаю плакать, глядя, как они летают туда-сюда. Большой человек проделывал это часто — сколько же мне тогда было лет? Ходить я уже умел и тянулся к мячикам. Однажды жонглер дал мне один и засмеялся, когда я потащил его в рот. Года три, наверное. Больше я их не видел и совсем про них забыл.